Полёт японского журавля. Я русский

Синтаро, видя, что намерения солдата мирные, медленно вытянул руку.

– Не боись, не отыму. Ну, так и есть, православный. Крестик-то, кажись, серебряный. Откуда у тебя он? Я говорю, кто дал?

– Нашёл, что спросить. Он же по-русски ни хрена не соображает, – рассмеялся Семён.

– Ну, мало ли, может, поймет.

– А ты его поучи языку, – предложил старшина. – Всё лучше, чем в карты резаться.

– Во-во, начни с того, что такое японская мать, – предложил лейтенант. Его шутка вызвала оглушительный спех, потом Семён взялся учить новеньких языку, и разумеется, начал с колоды карт.

Один раз в день их выводили в тесный дворик, окружённый красными кирпичными стенами, заключённых было много, и на двух азиатов уже никто не обращал внимания. Лишь однажды к ним подошёл молодой китаец, и стал что-то восторженно рассказывать, но потом, сообразив, что ошибся, расстроился и отошёл.

Дни в камере проходили однообразно, кто-то пел песню, другие тихо подпевали. Синтаро нравилось мелодичное звучание песен, содержание которых было непонятно, но заставляло проникаться этой мелодией. Он пробовал подпевать, чем вызвал симпатию Степаныча. Однажды подсев к Синтаро тот молча показал ему несколько фотографий. На них были люди со светлыми лицами, и Синтаро удивило, что все дети, а их у Степаныча было много, были с белыми волосами. Это произвело на него такое впечатление, что Синтаро долго не мог оторвать взгляда от снимков. Синтаро понял, что перед ним не военный, а просто человек, который вынужден был оставить семью и дом, и пойти воевать.

Во время общения Синтаро часто использовал приёмы, которым его обучал Ли Вей во время занятий. Это было забавным, вспоминать эти хитроумные и вместе с тем эффективные упражнения по развитию памяти. Теперь они помогали Синтаро быстро осваивать русский язык. Для этого Синтаро брал первую попавшую на глаза вещь, и требовал, чтобы её называли. Народ усмехался, но игру принимали как должное. Через неделю Синтаро знал на память всё, что находилось в камере, включая даже тараканов. Потом он усложнил игру, прибавляя к предметам свойства.

–Да ты паря философ, – удивлялся Семён. –Далеко пойдёшь. А ну если так: – На горе трава, на траве дрова.

Синтаро стал повторять, но запнулся. Народ стал смеяться. К нему подключились и другие, и вскоре вся камера только и делала, что тарахтела. Потом были «Ехал Грека через реку», «Ловили налима да не выловили». Было много скороговорок, не зная содержания которых Синтаро просто зубрил их наизусть, тренируя себя в незнакомом произношении. Потом он показывал это Изаму, тот упрямился, но в положении замкнутого в четырёх стенах, ему ничего не оставалось, как тоже тренироваться в языке.

Они пробыли в камере две недели, их сносно кормили, в порядке очерёдности они убирали камеру, привыкая к незнакомым порядкам.

– Однажды Синтаро позвали на выход. Он уже понимал кое-что из русской речи, а фразу «япона мать» запомнил одну из первых. Услышав своё имя, он удивлённо переглянулся с другом, и шепнул:

– На всякий случай, прощай, Изаму. Не забывай меня. Наверное, сюда мне уже не вернуться.

– Я один не останусь, – возмутился Изаму, наивно полагая, что его слова примут во внимание. В ответ на его движение охранник спокойно, но твёрдо остановил его рукой, давая понять, что волноваться не стоит.

– Не горячись, Изаму, ещё ничего неизвестно, – успокоил Синтаро.

– Ты с охраной не спорь, усёк? Ей что прикажут, то она и сделает, – объяснил Будённый, подходя прощаться. – Ну, япона мать, – не забывай нас, – не держи обиды, если что, – сказал Семён, всё так же играя с картами. Усы его как всегда шевелились при разговоре, и производили впечатление, что их обладатель весёлый и добрый человек. – Не поминай лихом.

Его вывели во двор, от яркого света тут же ослепило глаза, Синтаро долго жмурился, а когда стал видеть, обнаружил перед собой знакомого светловолосого офицера. Он не запомнил его фамилии, но успел определить для себя, что он был добрым, если сравнивать с другим офицером, допрашивавшим его после задержания. Часовой удалился, и офицер предложил прогуляться по двору. Мимо них всё время проходили военные, и каждый первым отдавал непременно честь. Из этой детали Синтаро смог понять, что офицер имеет важный чин. Наконец, он заговорил:

– Мы проверили часть ваших показаний, Идзима. Похоже, что вы не обманывали нас. Могу с уверенностью сказать, что вас не расстреляют как шпионов.

– Не всё ли равно, в качестве кого нас расстреляют, – недовольно пробурчал Синтаро. Вязов рассмеялся.

– Или у вас нет чувства юмора, или оно слишком хорошо развито. Но если вы так хотите знать, то нет, у нас не всё равно. Но не будем об этом. В конце концов, расстреливать вас пока никто не собирался.

Вязов остановился и сделал паузу, внимательно вглядываясь в глаза Синтаро.

– Спасибо, – коротко ответил Синтаро по-русски, немного склонив голову.

– Не стоит. Впрочем, пожалуйста, – немного удивившись, по-русски ответил Вязов. – Признаюсь, что было непросто отстоять вас, и убедить следователя в том, что вы не шпион.

– Но мы и вправду не шпионы!