Полёт одуванчиков

Вика поехала в Дивеево. Не поездка получилась — мука. Дети устали, хныкали, им надоело ехать в автобусе, надоело смотреть в окошко, они просились погулять, ссорились, даже один раз подрались. Это по дороге туда. А в самом Дивееве устроили такое! Гриша вообще отказался заходить в храм, сказал, что лучше погуляет. Анечка зашла, но тут же вышла, в сувенирной лавке попросила купить ей расписного глиняного петуха. Петух оказался дорогим, и Вика ей отказала. Анечка раскричалась на весь церковный двор. Вика ей пригрозила, а та ещё громче. Потом у Гриши заболел живот, Вика перепугалась не на шутку. С животом обошлось, Аня потеряла варежку, у Вики, пока писала записки, пропал кошелёк. Кошелёк нашёлся, но переживала Вика сильно.

И вот едут обратно. Дети, прижавшись друг к другу, дремлют, а Вика смотрит в окно и думает невесёлую свою думу.

Ей изменил муж. Где он сейчас? У неё, конечно. Наверное, обрадовался, что она уехала на два дня, да ещё и детей забрала. А вдруг он привёл её к ним? В их квартиру, в их пространство, в котором они худо-бедно прожили несколько лет. Они там сейчас… Вика зажмурилась в ужасе. Затея с Дивеевым показалась ей пустой и бесперспективной. Но ведь у Галины Степановны опыт, она убеждена, что будет толк. Терпение, Виктория Павловна, наберитесь терпения. Опять это терпение. Вот и батюшка говорит — терпите.

Ильи дома не оказалось. Час поздний, и сердце Вики в который раз обдало холодом беды.

Она еле дождалась, когда дети уснут. Бросилась к записным книжкам мужа, стала судорожно листать их в поисках неопровержимого компромата. Ничего интересного не нашла. Фотокамера! Вот где надо искать. Не может быть, чтобы он ни разу её (!) не сфотографировал. Кадры, кадры… Кинофестиваль. Вот-вот, помнится, как раз после фестиваля он отказался есть сырники, пил водку и скандалил.

И увидела Вика красавицу, ясноглазую, знающую себе цену. У Вики задрожал подбородок. Ничего себе… Горячее сердце ушло в холодные пятки. Разве может она тягаться с этой фотомоделью? Всё в ней продумано, всё гармонично, всё выверено до мельчайших нюансов. Поворот головы, взгляд, вроде как открытый, но с таким опасным подтекстом — да-да, знайте, я могу всё, если захочу, конечно. Вика сверлила взглядом коварную незнакомку — разлучницу. Одета как… Ажурная белая пелерина… Под ней едва просматривается открытое платье на узеньких бретельках. Пелерина, сразу видно, из дорогих, скорее всего, вологодских кружев. Красивая вещь. Вот бы себе такую связать, а то всё вяжет безрукавки да шапочки. Это не для меня. На мне это как на корове седло. Вика, Вика, у тебя никаких шансов. А Галина Степановна… Не буду раскисать. Буду бороться. И потерплю… пока потерплю.

Звонок в дверь. Вика вздрогнула, почему-то стала прятать фотоаппарат под подушку, хотя до этого он спокойно лежал на письменном столе. Илья! Как не вовремя! Открывай же, а то заподозрит, что она копается в его вещах.

Илья с порога:

— Дети спят?

— Легли, уже поздно.

Глянул на часы, присвистнул:

— Ничего себе, загулял…

Да он не считает нужным ничего скрывать. Какая наглость! Закипела, закипела в Вике горячая от обиды кровь. Она резко развернулась, влетела на кухню, зачем-то налила в чайник воду, зачем-то его включила.

— Дай что-нибудь перекусить, я голодный как волк.

Подлетела. Встала вплотную. Ей очень захотелось влепить Илье пощёчину. Сдержалась. Спросила, кипя гневом:

— Ты где был?

Илья посмотрел на неё удивлённо. И вдруг улыбнулся:

— Представляешь, на катке…

«Ни стыда ни совести. Негодяй, бабник, предатель», — кипела от злости Вика.

— Значит, на катке? Она ещё и на коньках катается? А шуба у неё из Италии или из Греции? Я всё знаю. Ты ничтожество. Исчезни из моей жизни, мы обойдёмся без тебя, дети вырастут, поймут. Я им всё объясню. Ты ничтожество.

Пощёчина. Не Вика Илье. Илья Вике. Отшатнулась. Широко раскрытыми глазами смотрела на мужа, щека мгновенно опалилась краснотой с малиновым оттенком. Никто никогда не поднимал не неё руку. Даже пьяный отец. Илья переступил. Это не прощается.

— Уходи. Уходи от нас. Тебя больше нет. Ты понял?

Илья сам испугался случившегося. Обмяк. Открыл холодильник…

— Водку ищешь? Алкаш! Иди, пусть тебе твоя любовница наливает. Она, наверное, французские коньяки пьёт, вот и будете на пару…

И — получила ещё.

Щека горела нестерпимо. Сердце клокотало, Вика с головы до ног ощущала себя сплошной испепеляющей ненавистью. После всего что произошло, это — конец.

Илья тихо, как побитый, стоял у окна. За тяжёлой тёмной шторой в прозрачном морозном воздухе плавали звёзды.

— Это тебя в Дивееве научили так по-скотски себя вести? — спросил он.

И стал укладывать вещи.

Вика уже не видела этого. Она ушла в ванную, включила воду. Не для того, чтобы выплакать свою беду. Она делала холодные примочки на нестерпимо горевшую малиновую щеку.

Ланиту, по-православному.

Глава третья Люди встречаются

Ранка у Даши ныла нестерпимо. Перед незнакомым человеком стыдно.

— Больно? — спросил он.

— Ещё как, — призналась честно.

— Надо что-то придумать. Сидите, ждите меня здесь.