Полёт Орла

Мы привыкли считать жизнь положительным актом: делать, думать, хлопотать, конфликтовать, бояться, печалиться, грешить и чувствовать себя виноватым, строить честолюбивые планы, бороться, конкурировать с окружающим, жаждать удовольствий и успеха. Именно всё это мы называем жизнью. Это наша жизнь, с её редкими моментами радости, сострадания без какого-либо мотива и щедрости без каких-либо условий. Есть в ней, конечно, и отдельные моменты экстаза, блаженства, не имеющие прошлого и будущего. Но хождение на службу, раздражение, ненависть, презрение, неприязнь — вот что мы называем повседневной жизнью, и мы считаем её необыкновенно положительным явлением.

Отрицание положительного — вот подлинно положительное. Отвергнуть эту так называемую жизнь, для которой характерны уродство, одиночество, страх, жестокость насилия, отвергнуть её, не воображая, будто знаешь жизнь какую-то другую, это и есть самое положительное действие. Мы понимаем друг друга? Посмотрите, высшая мораль — полное отрицание традиционной морали, ибо то, что мы называем общественной, респектабельной моралью, крайне аморально — мы конкурируем друг с другом, мы жадны, мы завистливы, каждый стремится действовать по-своему и только для себя — вы сами знаете, как мы себя ведём. Мы называем это общественной моралью, а религиозные люди толкуют о морали иного рода — но вся их жизнь, их жизненная позиция, иерархическая структура религиозной организации и веры аморальны. Отвергнуть — не означает реагировать, ведь когда вы реагируете, это всего лишь ещё одна форма раскола через ваше собственное сопротивление. Но когда вы отвергаете это потому, что поняли это, налицо высшая форма морали.

И точно так же, отвергать мораль общества, отвергать то, как мы живём, — наши маленькие, мелочные жизни, наше пустое и поверхностное мышление и существование, то удовлетворение на поверхностном уровне, которое дают нам накопленные веши, — отвергать всё не в качестве реакции, а просто видя крайнюю глупость и разрушительный характер такого способа жизни, — отвергать всё это и означает жить. Видеть ложное ложным — это видение и есть истина.

Тогда, что такое любовь? Любовь — это удовольствие? Любовь — это желание? Является ли она привязанностью, зависимостью, обладанием объектом любви и господством над ним? Слова ли это любви: «Это моё, а не ваше, моя собственность, мои сексуальные права», основанные на ревности, ненависти, раздражении, насилии? Кроме того, любовь была поделена на высшую и низшую в соответствии с религиозной обусловленностью; так является ли всё это любовью? Можете ли вы любить и быть в то же время честолюбивым? Можете ли вы любить своего мужа, и он может ли говорить, что любит вас, если он честолюбив? Может ли быть любовь там, где есть конкуренция и гонка за успехом?

Отвергнуть всё это, и не только интеллектуально или словесно, но действительно уничтожить это в себе и в своей жизни, никогда не испытывать ни ревности, ни зависти, никогда ни с кем не соперничать, не питать честолюбивых замыслов — отвергнуть всё это, — несомненно это и есть любовь. Эти два способа поведения не могут сочетаться между собой. Мужчина, который ревнует, как и женщина, которая властвует, подавляет, оба не знают, что такое любовь; они могут говорить о любви, могут спать друг с другом, обладать друг другом, полагаться и рассчитывать друг на друга в отношении своего комфорта, защищённости, в борьбе со страхом одиночества — но всё это определённо не любовь. Если бы люди, которые говорят, что любят своих детей, действительно любили бы их, разве были бы тогда войны? Разве было бы деление на национальности, эти разделения и отделения? То, что мы называем любовью, является пыткой, источником отчаяния, чувством вины. Такая любовь обычно отождествляется с сексуальным удовольствием. Мы не пуритане, не ханжи, мы не говорим, что не должно быть удовольствия. Когда вы смотрите на облако, на небо, на красивое лицо, вы испытываете наслаждение. Когда вы смотрите на цветок, существует красота этого — мы не отрицаем красоту. Красота — не удовольствие мысли, но именно мысль привязывает удовольствие к красоте.