Полёт попугайчика

Поднимаясь по ступенькам крыльца своего дома, Томми с тоской подумал: вокруг столько парочек. Они творят безумства, встречаются на задних рядах кинотеатров, целуются в коридорах школы, нежничают и делятся друг с другом завтраком. Карла и Алекс тоже скоро образуют уютную парочку — Томми знал, что Алекс неравнодушен к Карле уже год, и вся его бравада и напускная взрослость — все ради нее. Карла знает об этом и наверняка ломается только для виду. Как она сказала — никогда не будет стелиться перед парнем…

Может, уже сейчас, пока Томми снимает кроссовки, Алекс с Карлой лежат в кровати, и он обнимает ее бедра, целует ее живот, а она пытается обхватить ногами его плечи и заставить спуститься ниже.

А может, это происходит давно и регулярно — Карла и Алекс постоянно остаются вдвоем.

Ну вот и все. Томми, ты выброшенный за борт придурок с блокнотиком в кармане.

— Томми?

— Да, мама. — Он выпрямился и аккуратно повесил ветровку.

— Четверть одиннадцатого.

— Я немного задержался.

— Я могла уже давно лежать в постели, Томми. Если я не высплюсь, у меня поднимется давление.

— Хочешь, подогрею молоко?

Томми пошел на кухню, а она следом, шлепая мягкими тапочками и придерживая на груди разъезжающийся мягкий халатик.

— Я уже не засну, — пожаловалась она, села и молча смотрела, как Томми открывает холодильник, наливает молоко в кружку и греет его на медленном огне. — Утром будет ужасная головная боль.

Черт тебя возьми, подумал Томми, сцепляя зубы. Утром ты поднимешься разбитой, будешь требовать задернуть шторы и принести таблетку, а когда я уберусь в школу, примешься болтать по телефону с тетей Лорой и мазать лицо жирным кремом, а потом спустишься вниз и усядешься смотреть утренние шоу, поглощая фисташковое мороженое.

Однажды Томми, весь измученный чувством вины, от расстройства забыл телефон, вернулся за ним домой и застал эту картину.

— Погода меняется, — отхлебывая молоко, сказала миссис Митфорд, — не расстраивай меня, Томми, я тяжело переношу эти перемены.

— Извини, — сказал Томми.

Наклонился и поцеловал ее в теплую макушку.

Он пойдет в душ, а она будет сидеть здесь и ждать, пока он закончит и уберется в свою комнату, и только после этого отправится спать.

— Мне дали роль в пьесе, — сказал Томми. — Не очень значительную, но…

— Надеюсь, ничего жуткого? — спросила миссис Митфорд. — Когда актер играет, он программирует свою реальную жизнь. Нельзя играть маньяков, убийц, собственную смерть, несчастные случаи. Любая роль оставляет отпечаток на личности актера. Как думаешь, почему Мэрилин Монро покончила с собой? Сцена сожрала ее энергетику подчистую. Я бы не хотела, чтобы с тобой случилось что-то подобное.

— Я играю статую, — устало сообщил Томми, — она не шевелится и не разговаривает, так что программировать там нечего.

— А вдруг тебя парализует?

— Вряд ли. Не волнуйся, мам, это крошечная роль.

И все-таки по лестнице наверх он поднимался с тяжелым чувством неизбежного.

Холодок поднимался по спине, словно и в самом деле подкрадывался сзади кто-то, кто с хрустом переломает Томми позвоночник и превратит в беспомощное бесчувственное тело.

Я не тело, думал он, засыпая, я — человек. Взрослый человек… Я поступлю в колледж и буду писать отличные статьи… и красивые поклонницы тоже будут ждать меня по два часа. Потом я приеду на встречу выпускников, Минди увидит меня и подойдет с бокалом шампанского… Карла тоже приедет, у них с Алексом будут дети. Я буду получать четверть миллиона в год, куплю две машины, заведу кота… А Хогарт, наверное, станет игроком Высшей Лиги…

Поток плохо связанных мыслей прекратился. Томми заснул.

Его рука свесилась с кровати, отбрасывая мягкую короткую тень. Блокнотик, выпавший из кармана, белел на полу. С плакатов, которые давным-давно следовало сорвать со стен и отправить на помойку, на Томми пристально смотрели неподвижные глаза умерших людей. Среди них была и Мэрилин Монро — миссис Митфорд внимательно следила за содержанием плакатов, и мало-помалу заменила рок-звезд своими кумирами.

* * *

Томми взбрело в голову извиниться. Он привык извиняться почти за все, потому что хорошо знал вкус вины. Заметив, что Хогарт стоит перед своим распахнутым шкафчиком, и рядом не крутится никого, кто мог бы помешать, Томми подошел к нему.

— Привет, — сказал он.

Хогарт скользнул взглядом и кивнул. Томми не удержался и заглянул в его шкафчик: смятая футболка, коричневый бумажный пакет, пара тетрадей, знакомая распечатка в файловой папке. На дверце — футбольные карточки с фотографиями известных квотербеков.

— Я вчера смотрел, как вы играете, — сказал Томми. — Отлично играете… Я хотел тебе сказать, что вы хорошо играете, но тут высунулась ведьма Стефани и записала меня в статуи. Поэтому я подошел к вам в пиццерии. Чтобы сказать, что… хорошо играете. Извини, что вмешался.

Вот тебе и умение общаться с людьми. «Хорошо играете» просто навязло на зубах.

— Играл когда-нибудь? — спросил Хогарт, проигнорировав «к вам» и извинение.

— О да, — сказал Томми. — В настольный теннис. У меня неплохо получалось, но не настолько хорошо, как вы играете.