Полёт попугайчика

О том, какие планы строили его одноклассники, о том, какой широкий, безбрежный мир возможностей ждал их, о неиспытанной любви, о потерянной возможности поцеловать новорожденного ребенка, о родителях, оставшихся стонать от боли в своих опустевших домах.

О том, сколько голосов умолкло в один день, о том, сколько призраков поселилось в стенах школы, о воспитательном гении директора Деррика, прикрывшем собой учеников.

О тяжести, боли и страхе. Об аде, который неожиданно показался среди солнечного сентябрьского дня.

О вечной памяти тем, кто не смог пережить его явление, о молитвах и службах, многоголосом молитвенном хоре всего города.

О самом страшном, что только может случиться с людьми — о столкновении с бесчеловечной жестокостью, которой нет ни оправдания, ни пощады.

И на этой ноте он хотел бы сказать всем присутствующим здесь — он, увидев жуткий оскал смерти, пришел сюда не для того, чтобы получить долю внимания. Не из тщеславия, а из чувства вины и желания справедливости. И он сделает все, что может от него зависеть, для того, чтобы жертвы этой трагедии остались в памяти людей такими же веселыми, добрыми и живыми, какими пришли в школу в тот роковой день.

Он, Алекс Митчелл, напишет книгу в их честь, и призывает каждого, кто переживает и сочувствует погибшим, поставить эту книгу на полку и показывать ее своим детям, чтобы те знали, сколько зла может принести необдуманный поступок…

— Алекс, ты считаешь, что Митфорд и Хогарт совершили необдуманный поступок? Есть информация, что их налет был тщательно спланирован.

Спросила молодая девушка в синей рубашке, с десятком автоматических ручек в кармане. За ней топтался парень с камерой. Алекс повернулся к ним и замер. Вопрос был слишком сложен, чтобы ответить на него сразу.

— Я думаю, что убийство — всегда необдуманно… — сказал он в итоге и замялся, потому что ответ был глуп, очевидно глуп, и казалось — сейчас все махнут на него рукой и разбредутся по залу.

Никто не тронулся с места.

— Ты дружил с Томасом Митфордом? Каким он был?

— Неуравновешенным. У него были дурные склонности. Он постоянно рисовал свастики и, наверное, был настроен против общества.

— Говорят, что именно он был инициатором бойни. Это может быть правдой?

Этот вопрос прилетел от парня с рыжей клочковатой бородой и в очках, с дужки которых свисала тонкая серебряная цепочка.

— Я с ним об этом не разговаривал. Но я знаю, что он… умел увлекать людей.

(Это он придумал игру в индейцев, помнишь, Алекс? Вам надоели супергерои, гонять по раскаленным улицам на скейте было утомительно и совсем не весело, и Томми сказал, что раньше дети играли в индейцев, и что это здорово — можно строить шалаши, скрываться, сражаться между собой и…)

Беги, гурон! Беги!

Алексу пришлось отпить из стакана с минеральной водой. Зубы звякнули о стекло.

— Ты столкнулся с ним в библиотеке. Какие слова он говорил?

— Это жестокий вопрос, — запротестовала миссис Митчелл. — Не заставляйте ребенка вспоминать!

Полная красивая леди в синем льняном костюме не удостоила миссис Митчелл взглядом, зато вперила его в Алекса и ласково подмигнула, мол, не бойся, отвечай, мы все равно тебя любим.

— Он сказал: «Я убью вас всех», — ответил Алекс, улыбкой давая ей понять, что все нормально. — Но мне удалось оттолкнуть его и сбежать в коридор, он выстрелил и почти промахнулся.

И Алекс приподнял свою правую руку, демонстрируя перевязку.

— Алекс, ты знал, что…

— Алекс, как ты думаешь?..

— Алекс, у тебя есть соображения по поводу…

У Алекса были соображения, он думал и знал. Вопросы его больше не пугали, он все больше погружался в особое состояние уверенности, когда аудитория ловит каждое слово и сочувствует, окутывает внимательностью и нежностью, и это состояние — сладкое состояние оратора, чествуемого толпой, превратило ответы Алекса в короткие шедевры уверенной мысли.

Он знал, что Томми опасен и потому последнее время избегал его.

Он знал, что Кит Хогарт принимал опасные таблетки, и уверен, что именно они привели его к помешательству.

Он знал, что Томми и Кит религиозные фанатики-расисты, недаром Томми безжалостно убил Карлу Нобл и спрашивал у Алисы Буш, верит ли она в бога, и оставил ее в живых после положительного ответа.

Он знал, что Томми как-то убил кота, и его матери пришлось скрывать трупик животного, закопав его в своем садике.

Он думал, что преступления нельзя было избежать, потому что в нем нет вины общества, нет тех слагаемых, которые могли бы сложиться иначе и привести Томми и Кита к другому исходу.

Он думал, что зло зародилось в их сердцах от чрезмерного увлечения друг другом, от нездоровой привязанности, отвратившей от них всех вокруг.

Он думал, что такие вещи не исправить дружеской рукой и родительской любовью.

У него были соображения по поводу причин: возможно, Томми дурно повлиял на Кита.

Возможно, они обиделись на отеческое наставление директора Деррика.

Возможно, они насмотрелись боевиков или наигрались в эти отвратительные жестокие компьютерные игры.