Полёт попугайчика

Кит помнил: она передвигалась неслышно, старательно вытирала пыль, помогала миссис Хогарт на кухне. Миссис Хогарт называла ее «милочка» — точно так, как когда-то называла приходящую няню Кита.

Милочка Сара получила комнату рядом с комнатой Кита, но не получила в нее ничего, кроме кровати. Ее сумки и чемоданы стояли в углу и исполняли роль шкафов.

Кит, замкнутый и неразговорчивый, следил за милочкой издалека, не принимая попыток сблизиться.

Она сделала это сама — сама пришла к нему вечером, села на кресло и спросила:

— Как дела?

Кит встал, оперся на стол и промолчал.

Он знал: милочка Сара в их доме — временное инородное явление, но не имел понятия, как с такими явлениями обращаться.

Сара помолчала, ожидая ответа, потом тихо сказала:

— Мы ничуть не похожи.

Кит присмотрелся. Милочкино лицо представляло собой слабую смазанную кальку с лица Оливии Хогарт — все, что у той было ярким, у Сары было тусклым, все, что у Оливии притягивало взгляд, у Сары оказалось вычерчено так мягко и слабо, словно вместо резца творцу попалась беличья кисточка.

Она была милой — не больше.

— Ты очень красивый, — сказала Сара. — У тебя есть подружка?

Киту впервые так откровенно дали оценку его внешности, и вдруг вспыхнул азарт — перед ним симпатичная девушка, живущая в его доме, она считает его красивым, значит…

Следом пополз холодок. Кит вспомнил, что он — родной брат этой девушки.

— У тебя нет подружки, — заключила Сара. — У тебя нет друзей. Тебе никто не звонит, ты никому не пишешь. К тебе не приходят гости, ты никуда не выходишь… и я кое-что видела.

Кит невольно обернулся и посмотрел на дверь.

— Они не услышат, — мягко сказала Сара. — Они смотрят вечернее шоу, и рядом огромная миска с печеньем. Кит, то, что он с тобой делает — это неправильно. Я увидела, что стол весь изрезан, и не знала почему, пока не увидела…

— Ты здесь кто? — разозлился Кит. — Тебе кто позволял вынюхивать и подглядывать?

— Не злись, — сказала Сара. — Иди в полицию, Кит. Я буду свидетелем, обещаю. Я же слышала — ты иногда плачешь…

Кит сдернул ее с кресла и потащил к двери. Сара не сопротивлялась, только развернулась и вдруг обняла Кита, прижала к себе.

Он вытолкал ее и заметался по комнате.

Горечь, черная и горькая, как спитый кофе, душила его. Слабые подозрения насчет методов воспитания мистера Хогарта, которые Кит уничтожал на корню, вдруг укрепились, и картина вырисовывалась отвратительная.

Кит вспомнил: вот он в панике бьется в руках мистера Хогарта, проигрывает короткую борьбу, и за ним закрывается дверь подвала.

Мистер Хогарт поднимается по лестнице с другой стороны двери: Кит слышит его шаги. Темнота. Страшная темнота, населенная тысячей внимательных глаз, надвигается со всех сторон. Ночью было то же самое, и Кит утром пожаловался: ему страшно спать в темноте. Пожалуйста, оставьте мне ночник, сказал он.

Теперь он один на один с этой страшной темнотой.

Дверь заперта.

Кто-то смотрит на него. Кто-то смотрит на него.

Кит кинулся по лестнице вверх, ступеньки обманули его, кинулись под колено, ударили изо всех сил, и — Киту был уверен, — когда он упал, кто-то, сотканный из темноты, потянул его за ногу вниз. Обхватил лодыжку цепкой лапой и потащил вниз…

Его криков никто не мог услышать.

Мистер Хогарт выпустил Кита через два часа, потрепал по голове и подмигнул:

— Чувствуешь себя героем, мальчик? Пойдем обедать.

Со временем Кит научился закрываться. День за днем в темноте подвала он выстраивал собственную линию обороны. Он представлял, как кромсает ножом тела жутких монстров, надвигающихся на него со всех сторон, как пускает им пули в раздутые рогатые лбы, и иногда всем телом ощущал, как теплой лавиной обрушивается на него волна вонючей, липкой крови.

В темноте он видел себя борцом-одиночкой, упакованным в непроницаемый доспех, с оружием в руках.

Грохот выстрелов катился по подвалам, монстры падали, разломленные пополам, выставив наружу дымящиеся кишки.

Через две недели он уже не боялся темноты.

Он приобрел другой страх — страх сдаться и показаться слабым. Потому что они едят слабых. Едят, пропускают через глотку и желудок, потом в прямую кишку, а в конце выдавливают через анус. Они торопятся; плохо переваренные части — руки и череп, выпадают из кишки последними. И они все еще похожи на человеческие. Человеческие руки в груде дерьма.

Кит вспомнил: это было намного позже. Он подавился крекером и испугался. На секунду показалось, что он умрет из-за чертового куска в глотке. Мистер Хогарт помог ему продышаться, а потом принес длинный узорчатый шарф Оливии Хогарт.

— В жизни может случиться что угодно, — пояснил он. — Ты ничего не должен бояться. Когда человек боится, он начинает вести себя бестолково. Кит, я все проконтролирую. Но ты должен почувствовать, как боишься, и должен победить этот страх.

И он затянул шарф на шее Кита, придавил ему грудь коленом.