— А парень, который повесился год назад, — он посещал этого школьного психолога? — глядя ясными спокойными глазами, спросил Томми. — Помните? Он тоже здесь учился.
— Не помню, — парировал директор Деррик, — но если он повесился, значит, в свое время отказался от помощи школы и профессионалов. Не повторяй его ошибок.
— О нет, — ответил Томми. — Лучше я наделаю своих.
Директор улыбнулся. Ему показалось, что это удачная шутка.
— Ты сам все понимаешь, как я погляжу, — сказал он. — Надеюсь завтра увидеть тебя веселым и улыбающимся, новым смелым человечком, оставившим позади дурные наклонности.
И знаком он дал понять, что аудиенция закончена. Томми поднялся и подошел к двери, и там остановился в нерешительности, кусая губы.
— Директор Деррик, — выговорил он. — А что бы вы сделали, если бы узнали, что… некоторые ученики постоянно достают другого?
— Это процесс социализации, Томми, — рассеянно ответил директор Деррик, раскрывая ноутбук. — Я могу вмешаться, но этому ученику станет только хуже. Ребята в твоем возрасте должны уметь решать такие проблемы, иначе им и в будущем придется туго. Конечно, никто не должен выходить за рамки, и за этим слежу и я, и остальные преподаватели. А в чем дело? Тебя обижают?
— Нет.
— А почему ты спрашивал?
— Просто подумал… вы сказали, что взрослые существуют для того, чтобы помочь, направить и все такое.
— В крайних случаях. В остальном у вас полная свобода, и разве это не прекрасно? Разве не ее вы цените больше всего?
— Пожалуй, ценим, — согласился Томми. — Спасибо за объяснение, директор Деррик. Я очень рад, что вы обратили на меня внимание и сказали пару приятных слов, но к психологу я ходить не буду. Я имею право отказаться, или этот вопрос выходит за рамки моей свободы?
— Твоя мама… — Начал было директор, но Томми не услышал конец фразы. Вышел, захлопнув за собой дверь.
Ничего не заканчивается просто так. Натянутая тетива рано или поздно посылает стрелу в цель, загнанный в угол снайпер бьет прикладом по голове.
Начатое давным-давно действие еще не достигло того пика, когда в ответ начинается противодействие, и Берт Моран исправил эту погрешность.
Он стоял под черным потрепанным зонтом, натянув на голову куртку. Кровь запеклась в трещинках губ. Рядом с Мораном стоял Кирк Макгейл, утомленный долгим ожиданием, но так и не придумавший причину, чтобы уйти домой. Макс Айви держал над головой красивый блестящий зонт серо-стального цвета и выглядел бесстрастным, как дворецкий, брошенный хозяином возле борделя.
Томми подхватили с двух сторон — Айви накренил купол зонта, милостиво оберегая Кирка.
— Попавась птичка, — глухо прошипел Берт, таща Томми на задний двор, за спорткорпус с раздевалками и душевыми, прямиком на футбольное поле. — Пятьдесят доввавов. Доввав за круг, и мы тебя отпувстим.
Макс безразлично кивал. Он давно потерял интерес к Томми, к Киту Хогарту, но точно знал: свои деньги нужно возвращать. Пусть не в долларовом эквиваленте, не это имело значение. За свои деньги ты должен что-то получать, учил его отец. Что-то, что тебе нужно, что тебе интересно.
Максу было интересно посмотреть, как Митфорд отдувается за долг Морана, поэтому он и шел на поле, брезгливо обходя лужи.
Ветер усиливался. Его порывы порой не давали нормально вдохнуть, а небо опустилось так низко, что походило на черный, в пузырях и потеках, потолок крэкового притона.
Обычного грохота деревянных ступеней помоста и зрительских рядов Томми не услышал. Их перекрыл гул грозы, шлепанье дождевых кнутов по низким солнечным тентам, которые не успели отвязать.
Под этими тентами, просевшими, словно беременные животы, все остановились.
— Бегай, — приказал Кирк. Ему не хотелось слушать, как Моран жует свой прокушенный язык в попытке объяснить Томми, зачем его сюда привели. — Пятьдесят кругов за пятьдесят баксов. Пошел, давай!
И вытолкнул Томми на поле.
— Тент протекает, — озабоченно сказал Макс Айви. — Мне за шиворот капает.
— Да его прорвет к чертям, этот тент, — дрожа, ответил Кирк. — Долго я здесь не задержусь.
— Что встал? — зло выкрикнул Макс. — Беги!
Томми сбросил с плеча сумку, еще раз оглядел троицу, криво улыбнулся и побежал.
В небе сверкнула бриллиантовая молния, а за ней сразу — вторая, лиловая.
Чернота раздалась весенним ледоходом, тучи развалились и собрались вновь. Ледяной дождь беспощадно бил по плечам и затылку, кеды скользили.
Дышать было трудно с самого начала, столько воды скопилось в воздухе, что легкие разрывались. Одежда прилипла к мокрому телу глиняным панцирем.
Томми бежал, покачиваясь, как легионер по германским потайным тропам.
«Этот круг на тебе, Томми. Второй — на мне. Будем чередоваться, и все пройдет отлично. Доверься»
В бок всадили крюк. Сердце трепыхалось, словно мышь в полиэтиленовом пакете.
Томми с утра ничего не ел, и желудку вздумалось об этом заявить тупой, ворчащей болью.
Мир сократился до сферы в три шага вперед, вправо-влево и назад, но Томми мог бежать только вперед, ровно до белого опавшего флажка, у которого эстафету примет
— Раз! — спустя вечность проорал Макс Айви.