Полёт: воспоминания

Танковоз причалил к кораблю. Вблизи корабль оказался громадным: борт его возвышался настолько над танковозом, что приходилось смотреть почти в зенит, чтобы увидеть висящих над поручнями людей, перевесившихся и едва не падающих через борт, тянущих руки к танковозу, как к спасательному кругу, орущих и зовущих к себе… Корабль был забит женщинами.

И не просто женщинами, а пьяными в стельку женщинами. Более отвратительной картины я ещё не встречал.

Пьяная команда.

Пьяные пассажиры.

А главное — пьяные, потерявшие контроль над собой женщины.

Это не просто отвратительно — это страшно.

Мы привыкли видеть женщину-труженицу, женщину-хозяйку, женщину-мать, женщину-богиню, тайну которой мы всю жизнь пытаемся и никак не можем постичь… Здесь же женщины были во всём своём естестве, во всей своей наготе душевной, во всей своей природной и звериной сущности самки, которой надо одного — самца, да и не одного. Растрёпанные волосы, расхристанная и изорванная одежда, вывалившиеся из-за пазухи груди, выпученные бессмысленные, белые от водки глаза, пьяные, изрыгающие мат рты и руки, тянущиеся к мужику, зовущие его, желающие его…

Команда попряталась, кто где может, на борту виднелись несколько едва передвигающихся матросиков, которые были уже настолько измочалены, что для женщин не представляли никакого интереса. Они что-то пытались делать, работать, что ли — не знаю. Как бы то ни было, а грузы на лебёдке в танковоз опускались, и трос лебёдки всё-таки возвращался на корабль.

Может, это работали не они, а те, что забаррикадировались в трюме? Гвалт стоял жуткий, слов в криках разобрать было невозможно. Ясно было одно: женщинам хотелось на берег, к мужикам, потому что свои оказались никуда не годными.

Мы едва дождались окончания разгрузки и облегчённо вздохнули, когда танковоз наконец-то отчалил от корабля. На берегу нас тоже ждали женщины, и дико было смотреть на них после увиденного на корабле. Вспомнились отвратительные йеху, о которых писал в своей книге «Путешествия Гулливера» Джонатан Свифт. Быть может, ему когда-либо пришлось наблюдать подобную картину?..

Оказалось, что на корабле везли партию завербованных женщин на крабоконсервный комбинат, расположенный на о. Шиашкотан, где-то человек двести. Потом мне как-то рассказывал один из моряков, что такие рейсы у них оплачиваются по повышенным тарифам: пьяная женщина хуже тайфуна.

Ну, а мужчины…

Мужчины намного чище женщин.

Да и желания у мужика другие: женщина для мужчины — это временно, не так как мужчина для женщины. Женщина живёт для мужчины, мужчина — для дела, для цели, для работы. Мужчине надо не столь много, сколько женщине, интересы его другие.

Мне немало пришлось понаблюдать мужчин в разных ситуациях.

Особенно в экстремальных. И в большинстве своём я восхищался мужской дружбой, самообладанием, смелостью, силой и ловкостью, смекалкой и хваткой, умением вовремя придти на выручку даже порой и незнакомому человеку, а главное — душевной простоте, открытости и теплу, кроющемуся под внешне грубой натурой.

Меня часто беспокоила услышанная ещё в юности от женщины фраза, что человек, становящийся военным, грубеет, черствеет, становится отвратительным. Я старался наблюдать за людьми и в сравнении с ними — за собой, соотносить их и своё мировосприятие и поступки, искал у себя очерствление души.

Почему? Да просто потому, что фразу эту мне сказала моя любимая девушка, не знавшая, что я поступил в военное училище, потому что я собирался ей преподнести свои лейтенантские погоны по окончании училища в виде сюрприза. Сюрприза не получилось. О том, что я поступил в училище, она узнала через год после того, как меня приняли — шила в мешке не утаишь. Тогда она мне и сказала, что жить с военным она не желает, тогда я и услыхал ту фразу, преследовавшую меня все годы и толкнувшую на стих:

ПОД СЕРОЙ ШИНЕЛЬЮ