Прибывший в округ из центра подготовки лётчиков опытный пилот в тех условиях не смог осуществить перехват. — А.Д.). Кроме того, что опыт был крошечный, он ещё был и, как говорится, с кислинкой. Освоение Су-9 проходило сложно, сверху поступали ограничения по скоростному режиму, по форсажному, по другим параметрам. Лётчики к 9 апреля выше 12.000 метров не поднимались, значит, и навыки у специалистов КП — соответствующие.
Но если всё-таки на КП у Меньшикова были наработаны хоть какие-то приёмы по управлению высотными истребителями, то у Шилова о них просто представления, даже малейшего, не имели. Потому и вылетевший первым старший лейтенант Куделя и не был наведён на цель. И потом, между дивизиями, разбросанными на просторах советской Средней Азии, на тот момент отсутствовала связь. Она осуществлялась через КП армии. Я держу две телефонные трубки, консультируюсь у Меньшикова, и, по сути, управляю истребителем — в воздухе остался один капитан Дорошенко. Рассказываю Шилову: „На такой-то высоте разгони истребитель до М=1,7, потом — включай форсаж, совершай прыжок вверх“. Не знаю, как сложилась судьба капитана Дорошенко, но показал он себя тогда блестяще. Во-первых, он единственный на 17.500 метрах обнаружил U-2 — тот шёл на три тысячи метров выше. И, во-вторых, сумел выйти на высоту нарушителя госграницы. Дорошенко передал, что видит цель чуть выше, и следом: падаю. Удержать Су-9 без соответствующей подготовки на 20 тысячах метрах ему оказалось не под силу.
U-2 всё далее и далее уходил к границе. Вскоре комдив Шилов передаёт мне, что лётчик Дорошенко в районе границы — топливо на исходе. Я — Шилову: „Поднимай МиГ-17 и выводи Дорошенко на близлежащий аэродром“. Тут следует звонок нашего главкома маршала авиации Константина Вершинина. Докладываю ему: „Подвёл Су-9 к нарушителю, но U-2 уже в районе границы“.