Полёт: воспоминания

В мае шестидесятого был обнародован Указ о награждении воинов, которые пресекли полёт самолёта-шпиона (кстати, это был первый Указ, подписанный Леонидом Брежневым, который тогда стал Председателем Верховного Совета СССР). 21 человек удостоился орденов и медалей. Ордена Красного Знамени — старший лейтенант Сергей Иванович Сафронов (слово «посмертно» было опущено) и командиры зенитных ракетных дивизионов капитан Николай Шелудько и майор Михаил Воронов. На Воронова главнокомандующий Войсками ПВО страны маршал Бирюзов два раза писал представление на звание Героя Советского Союза, но дважды разрывал уже подписанный документ, чертыхался: доложил бы на десять минут раньше. На пути к геройскому званию вставал лётчик Сергей Сафронов.

Теперь, уважаемый читатель, ты имеешь представление, какие задачи стояли перед авиацией ПВО, в каком состоянии находилась авиация ПВО и что представлял собой для страны лётчик-истребитель в этой самой авиации ПВО: он думал, что он — бог. Как видим, на самом деле это было не совсем так.

Но отнесём-ка лучше это лирическое отступление к временному настроению писателя, у которого всё уже в прошлом; который, узнавая всё больше и больше правды о своём реальном прошлом, расплачивается за познанное разве что испорченным настроением, горечью, обидой на несуществующую уже Родину…

Давай лучше вернёмся мы в прошлое, молодое, горячее, полное сил и веры в светлое будущее…

* * *

Итак, мы стреляли в небе.

Не менее интересны стрельбы на полигоне по наземным целям: здесь, чем больше угол пикирования, тем меньше разброс снарядов, чем ближе к цели, тем точнее.

Хочется вложить как можно больше в мишень, увлекаешься, и, не дай бог, забудешь, что угол пикирования на цель не более тридцати градусов и предельная высота вывода из пикирования не ниже 200 метров.

Немало пилотов убилось на полигоне. Зато, какое удовольствие почувствовать свою мощь, увидеть, как огненная трасса ринулась к мишени и стала выбивать на твёрдой земле точно такие же всплески и воронки, словно на воде, что вся очередь улеглась в этой довольно небольшой с воздуха тридцатиметровой мишени самолёта, выложенной из песка на земле! Отдельно хотелось рассказать об аппаратуре связи тех времён. Я уже говорил, что на первых самолётах стояли ещё коротковолновые радиостанции времён конца войны. Эти станции были весьма ненадёжны, летать с ними было тяжело из-за шума атмосферных помех; лётчик убирал громкость, — в результате при отходе от аэродрома на некоторое расстояние, связь с руководителем полётов часто терялась, и хорошо, если лётчик при подходе к аэродрому соображал проверить связь да подстроить приёмник.

Однако время брало своё. Появились наземные радиопеленгаторы, с помощью которых можно было получить курс на аэродром и даже определить более-менее верно своё место на маршруте полёта.

Вся беда, что самолётные коротковолновые радиостанции, особенно при некотором удалении от пеленгатора, давали неустойчивый всплеск направления на индикаторе оператора, тому надо было определить какое-то среднее положение плавающего по экрану сигнала, прежде чем выдать т. н. «прибой», т. е. курс на свой аэродром.

Лётчику для получения пеленга от оператора приходилось пять раз читать «молитву», примерно как «я двадцать первый, прибой, прибой, прибой, прибой, приём!». Был даже такой случай, когда по характеру запроса обнаружили потерю ориентировки лётчиком.

Дело в том, что пока всё нормально, лётчик нормально летит, нормально управляет. Но не дай бог он потеряет ориентировку: зачастую начинает метаться, снижается — всё это увеличивает и так расход и без того скудного остатка топлива и в конце концов самолёт в лучшем случае производит вынужденную посадку вне аэродрома, после чего, как правило, самолёт восстановлению не подлежит.

Шли обычные полёты. Курсанты уже самостоятельно в одиночку ходили по маршрутам — дело подходило к боевому применению, которое венчало программу обучения в училище.

Всё было, как всегда, но только до тех пор, пока динамик, расположенный на старте не закричал: «Я трлицдать трлетий, я трлидцать трлетий, прлием, прлием, прлием, прлием, о боже, что я говорлю!» Тридцать третий — это был курсант из третьей группы, нормально летавший, но слегка картавивший — вместо звука «Р» он выговаривал «РЛ».