Полёт: воспоминания

Хлястик — это, в общем-то, не играющая никакой роли в носке шинели деталь её, пристёгиваемая на двух пуговицах, расположенных на пояснице.

По-видимому, когда-то, когда шинели имели запас по ширине, этот хлястик и играл роль застёжки, стягивающей складку шинели на спине. Во всяком случае, складка на шинели осталась — так положено было шить шинель, — только эта складка так и оставалась зашитой. Шов на этой складке распускался для проформы на два-пять сантиметров, так только чтобы патруль не придрался, во всяком случае, на поясе эта складка была застрочена, и хлястик был шинели абсолютно не нужен, он превращался просто в деталь украшения одежды. Тем не менее, шинель без хлястика носить было не положено: это уже являлось нарушением формы одежды. Никто не знал истории возникновения дефицита хлястиков во Ржеве. Скорее всего, когда-то у кого-то оторвались пуговицы вместе с хлястиком, который остался валяться где-либо в питейном заведении и непутёвый хозяин не нашёл ничего лучшего как отстегнуть себе хлястик с чужой шинели.

Хлястики мы берегли. За хлястиками мы следили бдительнее, чем за фуражками: пришёл в столовую, отстегни хлястик, положи его в фуражку, а фуражку — с собой. Так продолжалось чуть ли не год, пока не сняли хлястика у самого начальника политотдела корпуса. Тогда вдруг в лётной столовой появился в гардеробе стол, заваленный хлястиками, — скорее всего специально был дан заказ в мастерскую — и эпопея с хлястиками на этом закончилась.

С фуражками же было сложнее. Фуражки никто не воровал. В фуражки рисовали котов.

Стеклографами.

Цветными.

Замечательных котов, которые, в общем-то, никому бы и не мешали, если бы не ярко выраженное ихнее котовье достоинство, расположенное у хвоста и имеющее почему-то ярко-красный цвет.

Может, потому, что считалось, будто кот только тем и занят, что вылизывает своё хозяйство, когда ему делать нечего.

Когда фуражка на голове — никому не видно, что там внутри нарисовано, когда же офицер фуражку снимет, а, паче чаяния, — в дамском обществе — тут уж ему будет конфуз превеликий, ибо фуражку (так уж повелось) клали, как правило, нутром вверх.

Как бы там ни было, а фуражки стерегли с двух сторон: и хозяин и охотник. Да, именно охотник, потому что за фуражками была настоящая охота. Фуражка без кота — это было ЧП (чрезвычайное происшествие). В некоторых фуражках было по несколько котов нарисовано.

Наверно, из-за того, что рисовать было больше негде.

А инициатором этого художества был Валька. У него всегда был наготове комплект стеклографов, и даже если попадала ему в руки разрисованная в пух и прах фуражка какого-либо раззявы, он таки находил место чтобы нарисовать там ещё одного кота или уж, на худой конец, — свой коронный рисунок «Клавка моет ноги», после которого бедному парню — хоть фуражку выбрасывай.

Что характерно — фуражка у самого Вальки была ангельски чиста.

Он с гордостью заявлял всегда и всем, что в гарнизоне нет кота у трёх человек: командира корпуса, начальника политотдела и у него.

Шло очередное совещание офицеров гарнизона. Зал клуба был заполнен.

В президиуме сидел командир корпуса — Александр Иванович.

Вёл совещание начальник политотдела.

Разговор шёл о порядке в гарнизоне. Вопрос для нас весьма скучный.

Было душно, все сидели разомлевшие, Валька пристроился где-то в задних рядах и откровенно кунял головой, спал, по-видимому, с устатку. Вдруг кто-то толкнул его и он проснулся. Глазами, как у мороженого судака, непонимающе обвёл зал и собрался, было, продолжить своё занятие, но его снова толкнули. Он открыл глаза и увидел у себя на коленях… девственно чистую фуражку! Сон как рукой сняло! Котов в фуражке не было только у трёх человек.

И вдруг — чистая фуражка. Валька закрутился: «чья фуражка?» Кто-то сказал, что вроде у начальника политотдела фуражку увели. Валька на всякий случай потрогал под сиденьем своего стула, — его фуражка лежала зажатой между сиденьем и перекладиной на месте. Значит, действительно увели у НАЧПО фуражку! Ну, теперь он ему забабахает такого кота! Работа закипела.

Кот вышел на славу: жирный, холёный, красочный. Совещание уже подходило к концу, когда картина была готова. Валька стал возбуждённо совать фуражку соседу:

— На! Скорее передай, пусть положат на место, пока не хватился!

— Кого?

— Фуражку, говорю, пусть положат на место!

— Куда?

— Ты что? Совсем уже охренел? Фуражку начальнику политотдела, пока не хватился!

— Зачем она ему? Это же твоя фуражка.

— Как моя?! — Валька непонимающе уставился на соседа. Потом протянул руку под сиденье, — фуражка была на месте.

Он достал её.