Полис, логос, космос. Мир глазами эллина

Богу равным кажется мне по счастью
Человек, который так близко-близко
Пред тобой сидит, твой звучащий нежно
Слушает голос
И прелестный смех. У меня при этом
Перестало сразу бы сердце биться:
Лишь тебя увижу – уж я не в силах
Вымолвить слова.
Но немеет тотчас язык, под кожей
Быстро легкий жар пробегает, смотрят,
Ничего не видя, глаза, в ушах же
Звон непрерывный.
Потом жарким я обливаюсь, дрожью
Члены все охвачены, зеленее
Становлюсь травы, и вот-вот как будто
С жизнью прощусь я.
Но терпи, терпи: чересчур далеко
Все зашло…[262]

С огромной наблюдательностью и талантом описаны все «симптомы любовной болезни». Однако, если пристальнее всмотреться в процитированные строки, нетрудно заметить, что поэтесса описывает свою любовь к девушке. И нельзя сказать, что она перевоплощается в этом стихотворении в образ мужчины; нет, подобные поэтические приемы в ту эпоху были еще неизвестны, да к тому же в оригинале относящиеся к первому лицу прилагательные стоят в женском роде.

Именно таковы же и остальные стихотворения Сапфо.

…Приходит
Нынче все далекая мне на память
Анактория.
Девы поступь милая, блеском взоров
Озаренный лик мне дороже всяких
Колесниц лидийских и конеборцев,
В бронях блестящих[263]

.

Правда, писала Сапфо и свадебные песни. Вот, например, отрывок (упоминаемый в нем Гименей – божество свадьбы у эллинов):

Эй, потолок поднимайте, —
О Гименей! —
Выше, плотники, выше!
О Гименей! —
Входит жених, подобный Аресу,
Выше самых высоких мужей![264]

Но тут мы должны вспомнить, что в Элладе рассматриваемого периода любовь и брак четко отделялись друг от друга. Сапфо возглавляла у себя в городе что-то вроде «института благородных девиц», если употреблять более или менее понятные нам выражения. В ее «пансионе» находились на воспитании юные девушки, которых она, естественно, должна была готовить к супружеской жизни. Но замужество замужеством, а пока до него было далеко, поэтесса и ее воспитанницы предавались женской дружбе с несомненным эротическим оттенком.

Сама Сапфо, насколько известно, тоже имела мужа и дочь. Но рассказ о том, будто бы она уже в зрелом возрасте влюбилась в красавца-юношу и, не добившись взаимности, покончила с собой, несомненно, представляет позднейшую выдумку. Равным образом, очевидно, сочинена «задним числом» и якобы имевшая место поэтическая «дуэль» между Сапфо и лириком Алкеем, ее земляком. Алкей пишет поэтессе, что он хотел бы с ней поговорить, но ему мешает стыд. Сапфо же холодно отвечает, что о хороших вещах со стыдом не говорят.

Здесь, наверное, уместно сказать несколько слов о самом понятии Эроса в древнегреческой цивилизации. Поэты уделяют ему большое место, но прежде всего не как индивидуальной любви, а как одному из главных принципов мироздания. У Гесиода в «Теогонии» читаем, что одним из первых среди божеств появился

…между вечными всеми богами прекраснейший – Эрос
Сладкоистомный – у всех он богов и людей земнородных
Душу в груди покоряет и всех рассужденья лишает[265]

.

Кстати, как правильнее – «Эрос» или «Эрот», как мы встречали выше, в переводе из Анакреонта? Оказывается, верны оба варианта. И вообще это не два разных греческих существительных, а одно, начальная форма которого – эрос, а корень – эрот-. В древнегреческом языке бывает, что корень слова проявляется в начальной форме в несколько измененном виде. Вот параллельный и очень схожий пример: «свет» по-гречески будет фос, а корень слова – фот-. В результате в словах, заимствованных из греческого в современные языки, в том числе и в русский, может встретиться как элемент «фос-», так и элемент «фот-». Например, фосфор («светоносный»), но фотография («светопись»).

Наверное, сразу нужно оговорить во избежание возможных недоразумений: у античных эллинов, разумеется, еще не было фотографии. Равно как не было у них и телефонов, микроскопов и других подобного рода устройств. Почему же эти входящие в современную интернациональную лексику слова – греческого происхождения? А это действительно так: если переводить дословно, телефон – «далекий голос», микроскоп – «мелкое зрение» и т. д.