Спартанский гарнизон на фиванском акрополе был осажден и вскоре вынужден покинуть город. По инициативе Эпаминонда был восстановлен Беотийский союз, существовавший издавна, но незадолго до того распущенный по приказу спартанцев. Он являлся мощным военно-политическим объединением всех полисов Беотии во главе с Фивами, построенный на ярко выраженных централизованных началах. Во главе союза стояли семь выборных сроком на год высших должностных лиц –
Беотия – богатая, плодородная и густонаселенная область – после объединения была в потенциале очень значительной силой греческого мира. Но на первых порах Эпаминонд не торопился бросать открытый вызов Спарте: он копил силы. За несколько лет была сформирована очень мощная армия, обученная с применением передовых приемов военного искусства. Спартанские же власти несколько упустили из виду резкое усиление Фив и спохватились слишком поздно.
Наконец Эпаминонд почувствовал, что фиванцы готовы бороться со спартанцами на равных. В 371 г. до н. э., возглавляя фиванскую делегацию на общегреческом конгрессе в Спарте, он решительно выступил против спартанской гегемонии – и это в то время, когда остальные эллины не смели даже слова сказать против нее. Пламенная речь Эпаминонда привлекла всеобщие симпатии. Он потребовал от спартанцев ни более ни менее как предоставления свободы Мессении, завоеванной ими уже несколько веков назад.
Спартанские власти, потрясенные подобной дерзостью, тут же разорвали дипломатические отношения с Фивами. А уже вскоре войско Пелопоннесского союза выступило на Беотию. Но мы уже знаем, чем это закончилось: роковой битвой при Левктрах.
Строя в этом сражении фиванскую фалангу «косым клином» и особенно усиливая, вопреки сложившимся традициям, ее левый фланг, Эпаминонд, по мнению выдающегося французского ученого Пьера Видаль-Накэ, руководствовался своими познаниями в области пифагорейской философии[323]
, ведь именно в этой древнегреческой философской школе при осмыслении бытия особое внимание уделялось так называемым парам противоположностей: правое – левое, верх – низ, свет – тьма, чет – нечет и т. п. Как бы то ни было, его тактика увенчалась самым полным успехом, какой только можно представить.Добившись установления в Элладе фиванской гегемонии, именно Эпаминонд после этого едва ли не ежегодно водил войска беотийцев на Пелопоннес. А спартанский полис терпел поражение за поражением.
На протяжении 460‐х гг. до н. э. произошло несколько эпизодов, хорошо характеризующих личность Эпаминонда. Должность беотарха позволялось занимать ровно год, ни днем больше. Но однажды Эпаминонд не вернулся с войском из Пелопоннеса к сроку сложения полномочий и задержался на полуострове на четыре месяца, поскольку военные действия шли уж очень успешно и прерывать их было нецелесообразно. Когда же он с победой вернулся, его привлекли к суду за нарушение закона. Эпаминонд не отрицал своей вины, сказал, что готов даже на смертную казнь, но, по словам Плутарха, добавил: «Если вы меня казните, то на могильной плите напишите ваш приговор, чтобы эллины знали: это против воли фиванцев Эпаминонд заставил их выжечь Лаконику, 500 лет никем не жженную, отстроить Мессену (столицу Мессении. –
Однако, поскольку он не успел к выборам беотархов, на следующий год ему пришлось участвовать в очередном походе в качестве рядового гоплита. Но, когда фиванцы были окружены в теснине, командиры беотийцев обратились к нему за помощью. Эпаминонд временно принял на себя командование и вывел войско из затруднительного положения.
Погиб он, как упоминалось выше, в сражении при Мантинее в 362 г. до н. э. Об обстоятельствах его кончины различные историки повествуют по-разному. Ксенофонт – современник событий и потому наиболее достоверный в данном случае автор – просто говорит, что «Эпаминонд пал в бою»[325]
. А вот писатели более поздние обставляют его последние минуты разного рода красивыми подробностями. Корнелий Непот: «Он упал, пораженный издали дротом… Эпаминонд, понимавший, что рана его смертельна и что он умрет тотчас, как выдернет из тела застрявший в нем наконечник дрота, терпел до той поры, пока ему не сообщили о победе беотян. Услышав весть, он сказал: “Вовремя пришел мне конец – умираю непобедимым”, – и, выдернув вслед за тем дрот, тотчас испустил дух»[326]. Плутарх: «В последней битве, раненный и вынесенный с поля, он позвал Даифанта, потом Иолая, но ему сказали, что они убиты; тогда он велел заключить с неприятелем мир, потому что больше в Фивах полководцев нет. И слова его подтвердились – так хорошо он знал своих сограждан»[327].