Читаем Полис, логос, космос. Мир глазами эллина полностью

Напомним, что во II тысячелетии до н. э. полисы еще не существовали, основной политической формой было так называемое дворцовое царство. Этот тип государства был более крупным, чем позднейший полис. Более крупным не столько в территориальном, сколько в структурном плане: полис – одна отдельная община, а дворцовое царство было объединением ряда сельских общин под верховной властью монарха.

Монарх – анакт – управлял государством, опираясь на разветвленный бюрократический аппарат. В этом аппарате для нас особенно интересна должность, именовавшаяся «басилей». Этимология этого термина неясна ученым; возможно, слово имеет догреческое происхождение. Басилей не был высокопоставленным сановником. Он являлся главой отдельной сельской общины, подчинялся верховной власти анакта и занимал место одного из низших звеньев административной цепочки. Говоря современным языком, басилей в ахейском государстве – это что-то вроде деревенского старосты. Под контролем одного анакта могли находиться несколько десятков басилеев.

А впоследствии, в классической греческой цивилизации, ситуация резко изменилась. Титул «анакт» уже, как правило, не применялся к людям, а лишь к богам, да еще к мифологическим героям самого высокого ранга. Обычным словом для обозначения царя стало, как ни парадоксально, именно «басилей». Как же это получилось? Ответив на этот вопрос, мы тем самым раскроем (хотя бы отчасти) и загадку перехода от дворцового царства к полису.

В результате так называемого дорийского нашествия дворцовые царства рухнули. Однако мир сельских общин, входивший в состав этих государств, естественно, никуда не делся. Он продолжал существовать, жить своей жизнью. Если можно так выразиться, анакты исчезли, но басилеи остались. Они-то и стали теперь высшей, ни от кого не зависящей властью, «последней инстанцией».

С социума (общества) как бы сняли самый верхний этаж. И этот социум дворцового царства распался, расчленился, превратился в конгломерат мелких сельских общин, пестрый и в то же время единообразный. Каждая такая община представляла собой деревню или в лучшем случае поселок, окруженный сельскохозяйственными угодьями. Тем не менее эти селения гордо называли себя «полисами» (городами), хотя в стадиальном плане они были, если пользоваться современным определением, скорее протополисами. Однако каждое из них пользовалось полной независимостью, и в этом смысле они являлись зачатками будущих классических полисов. Дальнейшее их развитие было уже вполне естественным и закономерным развертыванием потенций, изначально заложенных в самом феномене. Развитие это заключалось прежде всего в том, что в ходе процесса интенсивной урбанизации, проходившего в течение архаической эпохи, деревни и поселки превращались в города. Следовательно, сельские общины перерастали в городские; тем самым из протополиса рождался полис, ведь выше полис как раз был определен как городская гражданская община.

Полис и даже протополис буквально с первых шагов своего существования замыкался на себя, «окукливался», превращался в самодовлеющий мирок, опирающийся по возможности только на собственные силы и противопоставленный остальному миру. Отношения с соседними такими же полисами были напряженными, враждебными и вообще сводились к минимуму, ведь от соседей всегда можно было ждать недоброго. В подобных условиях сложились идеалы автаркии и автономии – экономической и политической самостоятельности.

Главой протополиса оказывался басилей. Но, как бы этот правитель ни пытался уподобиться былому ахейскому анакту, в его распоряжении уже не было мощных властных механизмов: ни бюрократии, ни профессионального войска. Поэтому власть басилеев являлась весьма рыхлой и примитивной; иной она и не могла быть.

Басилея окружали аристократы. Вопрос о генезисе этого социального слоя в греческих полисах до сих пор неясен ученым. Аристократы противопоставляли себя низшим слоям населения, демосу, прежде всего своим происхождением. Они возводили свои родословные к легендарным героям ахейской эпохи, упоминавшимся в эпических поэмах: кто к Гераклу, кто к Аяксу, кто к Нелею… Достоверность этих генеалогий ныне, конечно, уже нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть.

Впрочем, известно, что в архаичных, традиционных обществах люди очень трепетно относятся к своим генеалогическим преданиям, помнят наизусть длинные перечни предков – десятки имен, сменяющих друг друга из поколения в поколение. Вносить в эти перечни произвольные изменения, приписывать себе чужих предков или придумывать несуществующих – кощунственно, недопустимо. Это чревато божественным наказанием. Вряд ли такие фальсификации родословных часто предпринимались, ведь атеистов на этой ранней стадии развития греческой цивилизации еще не было, все верили в богов и в возможность кары с их стороны. Так что в основном аристократические генеалогии греков заслуживают того, чтобы к ним относились серьезно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука