Полис, логос, космос. Мир глазами эллина

А овладев властью, тиран «отобрал… оружие у народа следующим образом. Устроив смотр войска у Тесейона (одного из афинских храмов. – И.С.), он пробовал обратиться к народу с речью и говорил недолго. Когда же присутствующие стали говорить, что не слышат, он попросил их подойти к преддверию Акрополя, чтобы могли лучше слышать его. А в то время как он произносил свою речь, люди, специально получившие такое распоряжение, подобрав оружие, заперли его в ближайшем здании – Фесейоне – и, подойдя, знаком сообщили об этом Писистрату. Окончив говорить о других делах, он сказал и об оружии – что по поводу случившегося не надо ни удивляться, ни беспокоиться, но следует возвратиться по домам и заниматься своими делами, а о всех общественных позаботится он сам». Об этом сообщает Аристотель[56], который выражается не очень ясно, так что может возникнуть вопрос: почему люди сложили оружие?

А ответ на самом деле предельно прост. Комплект вооружения гоплита был очень тяжел, достигая в совокупности 26 килограммов (греческий талант), а то и больше. Далее, поскольку полисное ополчение совпадало с гражданским коллективом, устроенный Писистратом смотр войска органично «перетек» в народное собрание. Гражданам теперь не было никакого резона без нужды держать на себе нелегкое бремя, и, естественно, каждый, сняв оружие и доспехи, положил рядом. Ну, а потом получилось так, как и описано у Аристотеля: тиран, замыслив хитрость, намеренно говорил негромко и издали. Люди, чтобы лучше слышать, подошли к нему ближе; при этом оружие с собой, конечно, никто не понес, и оно осталось там, где лежало, ведь не могли же афиняне предположить, что, пока они внимают Писистрату, за спинами у них его подручные тихонько соберут и спрячут «бесхозные» мечи, копья, щиты…

Иногда случалось, что один и тот же человек совмещал в себе законодателя и тирана. На рубеже VII–VI вв. до н. э. на острове Лесбос в северо-восточной части Эгейского моря кипела ожесточенная политическая борьба. Группировки аристократов сменяли друг друга у власти, на улицах гремело оружие, лилась кровь. Встал вопрос о посреднике-примирителе (эсимнете). Им был избран Питтак, гражданин хотя и не знатный (он был мельником), но за свою мудрость пользовавшийся всеобщим уважением. Питтак стал единоличным правителем полиса. Многие считали его тираном, например знаменитый поэт Алкей, вначале союзник Питтака, а потом его непримиримый враг, бичевавший главу государства в издевательских стихах: «Стал тираном Питтак, города враг, родины выродок…» Питтак покончил со смутой, установил гражданский мир, ввел свод письменных законов. А пробыв у власти десять лет и исполнив свою миссию, добровольно сложил с себя полномочия и вроде бы даже ушел на свою мельницу, чем особенно всех поразил.

О многих ранних законодателях как личностях известно очень мало, или данные о них не слишком достоверны. Это относится, например, к Залевку и Харонду, которые действовали в VII–VI вв. до н. э. и ввели своды письменных законов в ряде полисов Великой Греции (то есть заселенном эллинами регионе Южной Италии и Сицилии). О них самих почти ничего не сообщается, сохранились лишь некоторые их узаконения, производящие, кстати говоря, впечатление крайне архаичных, порой даже примитивных.

Приведем некоторые примеры законов Залевка и Харонда. Если кто-нибудь выбьет другому глаз, то за это следует выбить глаз ему самому. А если выбьют глаз одноглазому, то обидчик должен в наказание лишиться обоих глаз. Если кто хочет предложить проект нового закона, тот обязан явиться в народное собрание с петлей на шее: если закон не принимался, то инициатора тут же вешали на этой петле. Эта норма вводилась для того, чтобы у граждан не возникало желания слишком часто вносить немотивированные изменения в существующее законодательство.

Лишался гражданских прав мужчина, приведший мачеху для своих детей: если человек плохо заботится о собственных отпрысках, не лучше он будет заботиться и о делах родного полиса. Вообще, если гражданин разводился, а потом хотел взять новую жену, то она ни в коем случае не должна была быть моложе, чем первая. Подобные законы, скорее всего, служили укреплению семейных устоев.

Воин, проявивший трусость в бою, приговаривался к довольно странному, на наш современный взгляд, наказанию: он должен был три дня сидеть на агоре, у всех на виду, в женской одежде. А, с другой стороны, на городскую площадь запрещалось входить вооруженным людям; наказанием была смертная казнь.

Вокруг этих законов со временем наросли различные легенды и анекдоты о создавших их законодателях. Вряд ли эти рассказы соответствуют действительности, тем более что в них Залевка и Харонда часто путают, связывают один и тот же эпизод то ли с одним, то ли с другим из них.