Полис, логос, космос. Мир глазами эллина

Однако в чем же причина того, что именно блистательные Афины, культурная столица Эллады, стали ареной подобной «охоты на ведьм»? На наш взгляд, здесь сыграло большую роль противоречие между передовыми теориями, культивировавшимися в Афинах заезжими философами и их местными последователями, и массовым сознанием рядовых граждан, настроенных еще вполне традиционалистски и совершенно не подготовленных к восприятию новых интеллектуальных веяний. Зерна новых учений падали на почти не подготовленную почву. То, что вполне спокойно воспринималось в V в. до н. э., скажем, в Ионии (именно она была родиной большинства прибывших в Афины «светил»), для афинян не могло не стать источником замешательства и напряженности, ведь «Афины V века со своей строгостью нравов, своим благочестием, своей неукоснительной верностью религиозным обычаям отцов, очень резко контрастировали не только с современной ей Ионией, но даже и с Ионией гомеровской эпохи», – справедливо писал выдающийся российский филолог начала ХХ века Фаддей Францевич Зелинский[175]. Дух философского умозрения, достигший к этому времени кульминации в ионийских полисах, в Афинах вплоть до эпохи Перикла не имел сколько-нибудь близкой аналогии. Это только потом Афинам было суждено стать «столицей» античной философии, где учили Платон и Аристотель, Зенон-стоик и Эпикур…

При Перикле же перемены в духовной жизни произошли как-то очень уж быстро и резко. Это и породило кризис. «Зазор» между верованиями народа и взглядами культурной элиты стал слишком широким. И со стороны народа последовала реакция.

«Век Разума» – в любых исторических условиях – вообще редко бывает очень долговечным. Вспоминается благодушное XIX столетие, когда казалось, что разумное начало в мире всецело восторжествовало, что наука скоро принесет людям всеобщее благоденствие. А за этим столетием пришло 20-е, полярно противоположное предыдущему, такое, какое ни у кого язык не повернется назвать «веком Разума». Напротив, время, когда на свободу вырвались самые страшные и разрушительные иррациональные инстинкты человеческой души. Век двух мировых войн, кровопролитных революций в ряде крупнейших государств, жестоких тоталитарных режимов, изобретения оружия массового поражения… «Сон разума рождает чудовищ» – называется известная картина Гойи. А не потому ли разум уснул, что слишком «перетрудился» в предыдущую эпоху?

Но вернемся к грекам. У них мы встречаем и рационализм, и традицию – то во взаимодействии, то в борьбе. Традиция проявлялась, помимо прочего, в ритуале, который занимал колоссальное место во всей жизни эллинов[176]. Но, впрочем, в каком обществе нет своих ритуалов, которым следуют не по каким-то рациональным соображениям, а потому, что «так принято»? Ритуал может быть религиозным, может иметь вполне светский облик, но он повсюду воплощает в себе именно традицию. Жизнь человека без традиций и ритуалов, по всей видимости, в принципе невозможна.

В классическом полисе был создан классический принцип культуры. Принципиальной сущностью этого классического принципа является, по меткому определению историка культуры Георгия Степановича Кнабе, «подвижное равновесие между единством общественного целого и свободным многообразием граждан с их интересами»[177]. Наблюдения Кнабе сделаны на римском материале, но они вполне применимы и к древнегреческому.

По нашему глубокому убеждению, классическое мировоззрение, классическая культура в пору своего расцвета, в лучших своих проявлениях отличается от культуры как предшествующего, так и последующего периодов именно этим равновесием между общим и частным, между коллективом и индивидом, между традицией и новизной, не взаимоисключавшими друг друга, а сочетавшимися в творческом синтезе. Равновесием, подчеркнем еще раз, подвижным, нестабильным, диалектическим.

Пределы технического прогресса

Выше уже говорилось, что древнегреческая наука – даже в период своего наивысшего развития – была, в отличие от науки Нового времени, совершенно оторвана от практики. И это не случайность, а сознательная позиция античных ученых, видевших в науке самоцель, а не «служанку» потребностей жизни.

Не являлся исключением из общего правила даже величайший ученый Древнего мира Архимед (III в. до н. э.). Он сделал немало выдающихся технических, практически применимых изобретений – архимедов винт, применявшийся для полива полей, мощные рычаги, позволявшие без усилий передвигать тяжелые грузы, оборонительные орудия и машины, с помощью которых жителям родного полиса Архимеда – Сиракуз – удавалось долго сдерживать натиск штурмовавших город римлян. Однако из трудов Архимеда мы узнаем, что сам он рассматривал все эти изобретения всего лишь как игру ума на досуге, а по своим взглядам тоже был сторонником «чистой» науки, развивающейся по собственным законам, а не под влиянием жизненных запросов.