Следует доложить, что в этот день или накануне этого дня министр тов. Василевский А. М. и я как начальник Генштаба решили представить товарищу Сталину доклад, в котором указать, какие основные вопросы у нас не решаются, и хотели просить товарища Сталина помочь нам. До этого мы с маршалом Василевским не один раз обсуждали, как нам быть, составляли перечни нерешенных вопросов, которые он брал с собой при поездках в Совет министров, а потом решили, как я уже доложил, написать письмо товарищу Сталину. Об этом я и сказал Берия. После моего ответа Берия сказал, представляйте доклад товарищу Сталину, и еще раз подчеркнул, что особо остро нужно сказать о том, что наши вопросы не решаются в Бюро по военным вопросам. На этом разговор закончился.
На второй или третий день после этого я был отвезен в больницу на операцию, а по выходе оттуда уже не приступал к работе, т. к. был освобожден от должности начальника Генштаба. Таким образом, при мне указанный доклад так и не был представлен товарищу Сталину Представлялся ли он после, не знаю. Я убыл на новую должность в Группу советских войск в Германии.
После прибытия из Германии обратно в Генштаб, в марте 1953 года, имел с Берия один разговор по телефону в конце мая месяца. Он мне позвонил и спросил, могу ли я подобрать в Генштабе или в академиях двух офицеров, одного, который хорошо знал бы ход Отечественной войны, и второго, который мог бы хорошо обосновать события войны с политической точки зрения. Я ответил, что, безусловно, такие офицеры есть у нас, и они будут подобраны. Он сказал, что вскоре позвонит и спросит, кто подобран. Для какой цели нужны эти офицеры, Берия не сказал, а я постеснялся спросить. По этому вопросу мною было дано задание начальнику Военно-научного управления тов. Покровскому и начальнику Военно-исторического отдела тов. Платонову, которые подобрали и рекомендовали мне 4–5 человек, которых я взял себе на заметку, но Берия больше не звонил и эти кандидаты ему доложены не были.
Кроме изложенного мной выше никаких поручений Берия я не выполнял и от него никаких заданий не получал. Никогда Берия меня не спрашивал о характеристике тех или иных руководителей военного министерства или других лиц. Никогда, ни разу, ни устно, ни письменно я не докладывал Берия какие-либо факты, касающиеся работы того или иного руководителя военного министерства или другого лица.
Почему я докладывал Берия по изложенным выше вопросам? Потому что он был одним из руководителей партии и правительства. Я знал, какое он занимает положение, и не мог не докладывать ему, когда он меня спрашивал. Никто не мог отказаться от доклада ему по любому вопросу, который он мог спросить.
О трудностях в министерстве весной 1952 года, т. е. о том, что у нас не решались некоторые вопросы, докладывал ему потому, что считал, что он может оказать помощь министерству, но и опять-таки докладывал ему не специально, а отвечал на его вопросы.
Я, как и все коммунисты, считал и сейчас считаю, что о недостатках и трудностях в работе я обязан докладывать, кому положено, а тем более руководящим деятелям партии и правительства и не замазывать недостатки. Так учит нас партия.
Вопросы Берия ко мне не носили какого-то особо секретного или доверительного характера, и я, конечно, как и все, не мог тогда и думать, что свои вопросы, как видимо и все свои деяния, он использовал в своих корыстных целях. Видимо, рекомендуя написать указанное мной письмо товарищу Сталину, он преследовал какие-то свои цели, а вовсе делал это не из желания помочь министерству. Я не могу считать себя каким-то секретным осведомителем Берия, потому что, как я уже доложил выше, ни устно, ни письменно не докладывал ему ничего, кроме служебных вопросов, как начальник Генерального штаба. Нельзя же это рассматривать как сведения специального осведомителя.
В бытность мою начальником Генерального штаба со мной разговаривали по телефону и другие члены Политбюро и руководители правительства, и в том числе товарищ Сталин. Я выполнял и обязан был всегда выполнять все их указания, и обязан давать ответы на любые их вопросы. Это ясно каждому.
Мне говорят, почему я не докладывал министру о своих разговорах с Берия? Не докладывал потому, что разговоры с ним не носили принципиального характера и были очень редки. Я не докладывал министру, если мог сам решить, о разговорах по телефону и с другими членами правительства, т. к. обычно у меня спрашивали какую-либо справку, и эти разговоры также не были принципиальными, так как известно, что важные и принципиальные вопросы у нас по телефону не решаются, да, кроме того, по важным вопросам звонили министру, а не мне. Только про каждый разговор с товарищем Сталиным немедленно докладывалось министру, но такие разговоры были чрезвычайно редки.
Во всяком случае, у меня не было и в мыслях скрывать о своих разговорах с Берия, т. к. он был таким человеком, указания которого всеми беспрекословно выполнялись и их скрывать было нечего.