Политбюро и Секретариат ЦК в 1945-1985 гг.: люди и власть

Между тем, как повествует сам Е. И. Чазов, тогда же, в августе 1973 года, в рабочем кабинете Ю. В. Андропова на Лубянке состоялась их традиционная встреча, во время которой глава КГБ убедил главного кремлевского эскулапа «поговорить с Леонидом Ильичом» и поставить под более жесткий контроль прием всех лекарственных препаратов, чтобы его болезнь не стала достоянием всех остальных членов Политбюро ЦК. А далее он поведал и главный мотив подобной «заботы» о здоровье генсека. Суть его умозаключений состояла в том, что любая информация о состоянии здоровья генсека «может вновь активизировать борьбу за власть в Политбюро»[979]. Как предположил сам Ю. В. Андропов, «Суслов вряд ли будет ввязываться в эту борьбу за власть», поскольку «он уже стар и его устраивает Брежнев», который почитает его за «непререкаемый авторитет» в области идеологии. Что касается А. Н. Косыгина, то генсек «его очень боится», но «он не борец за власть». А вот «президент» Н. В. Подгорный — «ограниченная личность с большими политическими амбициями» — как раз является основной фигурой, способной начать борьбу за власть, тем более что он «пользуется поддержкой определенной части партийных руководителей, таких же по характеру и стилю, как он сам». Кроме того, Ю. В. Андропов не исключил, что в эту борьбу может «включиться» и А. П. Кириленко. Поэтому «нам надо активизировать борьбу за Брежнева», чтобы не впасть в анархию, которая якобы «приведет к развалу и хозяйства, и системы».

Если такой разговор действительно имел место, то совершенно очевидно, что, во-первых, Ю. В. Андропов явно лукавил, поскольку «переводил стрелки» на Н. В. Подгорного, который был всего на три месяца моложе М. А. Суслова и почти восемь лет не работал в центральном партаппарате; а, во-вторых, став наконец-то полноправным членом Политбюро, он убедился, что именно теперь у него появился реальный шанс побороться за высшую власть, но не сейчас, а чуть позже, когда он уберет со своего пути всех реальных конкурентов. Кстати, именно об этом раньше всех написали небезызвестные беглые советологи Е. К. Клепикова и В. И. Соловьев, чей фолиант «Заговорщики в Кремле» был опубликован в нашей стране еще в период горбачевской перестройки[980]. Но об этом речь пойдет дальше.

Вскоре после этого разговора Е. И. Чазов по рекомендации председателя КГБ договорился с руководителем личной охраны генсека генерал-майором Александром Яковлевичем Рябенко о приватной встрече с Л. И. Брежневым, в ходе которой они оговорили режим его работы и лечения под контролем личного врача. При этом генсек категорически отверг все подозрения по поводу Н. В. Подгорного и А. Н. Косыгина, заявив, что он уверен «в добром отношении» к нему главы советского государства, поскольку он «мой друг» и «мы с ним откровенны», а что касается главы советского правительства, то «хотя он себе и на уме, но поддержкой в Политбюро не пользуется»[981].

По уверению самого Е. И. Чазова, это была их «последняя обстоятельная и разумная беседа, в которой Брежнев мог критически оценивать и свое состояние, и ситуацию», и почти целый год после этого разговора «он старался держаться и чувствовал себя удовлетворительно». Судя по брежневскому дневнику, всю осень и зиму 1973 года он активно работал, принимал не только членов Политбюро и Секретариата ЦК, но также контактировал с первыми секретарями обкомов и крайкомов партии, в частности М. С. Горбачевым, И. А. Бондаренко, С. Ф. Медуновым, А. В. Георгиевым и А. И. Шибаевым, решал международные дела с А. А. Громыко и H. С. Патоличевым, обсуждал вместе с начальником Генштаба В. Г. Куликовым вопросы военных поставок в Индию и Афганистан, наконец, принимал лидера Венгрии Яноша Кадара, министра финансов США Джорджа Шульца и госсекретаря США Генри Киссинджера и вел с ними переговоры<[982].

В первой половине 1974 года он сумел достойно провести заседание Политического консультативного совета стран — участниц ОВД, избирательную кампанию в Верховный Совет СССР и встречу с президентом США Ричардом Никсоном во время его визита в Москву. Но уже в середине июля 1974 года, буквально накануне его визита в Польшу, у генсека произошел очередной «срыв», который привел его в «астеническое состояние». В таком состоянии он пребывал и в самой Польше, о чем позднее в своих мемуарах поведал тогдашний Первый секретарь ЦК ПОРП Эдвард Терек[983]. Правда, после возвращения из Польши, в самом конце июля 1974 года, Л. И. Брежнев все же смог прийти в себя и даже провести очередной Пленум ЦК, который был целиком посвящен вопросам проведения первой сессии Верховного Совета СССР IX созыва и формирования новых составов Президиума Верховного Совета СССР, его постоянных комиссий и Совета Министров СССР[984]. Однако уже в августе 1974 года происходит резкий спад активности генсека, о чем не менее зримо говорят его личные дневниковые записи, которые почему-то обрываются серединой октября этого года и возобновляются только в июне 1975 года, и при этом носят совершенно отрывочный и куцый характер[985].