Политбюро. Механизмы политической власти в 1930-е годы

Несмотря на то, что большинство директив о терроре оформлялись как решения Политбюро, их истинным автором был, судя по имеющимся документам, Сталин. Как утверждал в своих мемуарах Хрущёв, значительную роль в 1937 г., помимо Сталина, играли также Молотов Ворошилов, Каганович[505]. Активность этих соратников Сталина, а также других членов Политбюро в проведении репрессий подтверждается многочисленными фактами. Многие решения, судя по всему, Сталин принимал фактически единолично. За подписью Сталина на места шли директивы ЦК о проведении арестов и организации судов[506]. В ряде случаев Сталин рассылал телеграммы с указаниями от своего имени. Например, 27 августа 1937 г. в ответ на сообщение секретаря Западного обкома партии Коротченко о ходе суда над «вредителями, орудовавшими в сельском хозяйстве Андреевского района», Сталин телеграфировал: «Советую приговорить вредителей Андреевского района к расстрелу, а о расстреле опубликовать в местной печати». Аналогичную телеграмму от своего имени в тот же день Сталин послал в Красноярский обком[507]. С большей долей уверенности можно предполагать, что по мере открытия документов Президентского архива обнаружится ещё множество дополнительных свидетельств о ведущей роли Сталина в организации террора.

Сам Ежов был способным и инициативным «учеником» Сталина. Он достаточно успешно справился с подготовкой нескольких открытых процессов, которые, несмотря на отдельные «погрешности», завершились полным признанием подсудимыми — видными деятелями большевистской партии — своей вины. Ежов лично участвовал в допросах и отдавал приказы о применении пыток. От НКВД, который возглавлял Ежов, исходила инициатива в проведении многих репрессивных акций. Желая угодить Сталину, доказать свою «незаменимость», Ежов поощрял своих подчинённых к «перевыполнению» «планов» на массовые аресты и расстрелы, установленные Политбюро.

Сталин, несомненно, подталкивал Ежова к более активным действиям. В литературе неоднократно отмечался факт невиданной по интенсивности пропагандистской кампании, которая была организована вокруг НКВД и лично Ежова в 1937–1938 гг. Ежов получил все возможные награды и звания, занимал сразу несколько ключевых партийно-государственных постов (секретарь ЦК, председатель КПК, нарком внутренних дел, кандидат в члены Политбюро с октября 1937 г.). Его именем называли города, предприятия, колхозы.

Несмотря на это, есть основания полагать, что с самого начала Сталин расчётливо сохранял определённую дистанцию между собой и Ежовым, явно предпочитал возлагать «лавры» за массовое «разоблачение врагов» на НКВД и его руководителя. «Сейчас мне думается, когда я вспоминаю то время, — рассуждал в 70-е годы по этому поводу известный советский писатель К. Симонов, — что раздувание популярности Ежова, его «ежовых рукавиц», его железного наркомства, наверное, нисколько не придерживалось, наоборот, скорее, поощрялось Сталиным в предвидении будущего, ибо, конечно, он знал, что когда-то наступит конец тому процессу чистки, которая ему как политику и человеку, беспощадно жестокому, казалась, очевидно, неизбежной; раз так, то для этого последующего периода наготове имелся и вполне естественный первый ответчик»[508].

В связи с этим можно обратить внимание на многие факты сдержанности Сталина по отношению к Ежову. Более чем скупой была процедура избрания Ежова в Политбюро на пленуме ЦК ВКП(б) 12 октября 1937 г.:

«СТАЛИН… Второй вопрос. О составе Политбюро. Политбюро предлагает ввести тов. Ежова в кандидаты в члены Политбюро и утвердить его кандидатом в члены Политбюро.

ГОЛОСА. Правильно.

АНДРЕЕВ. Какие предложения будут.

ГОЛОСА. Голосовать.

АНДРЕЕВ. Кто за то, чтобы принять предложение Политбюро — ввести тов. Ежова в кандидаты в члены Политбюро тех прошу поднять руки. Кто против? Нет. Кто воздержался? Нет. Принято единогласно»[509].