Значительная часть оригиналов постановлений Политбюро за 1934 г. представляет собой автографы Поскрёбышева или его заместителя Б. Двинского, но без каких-либо упоминаний о голосовании членов Политбюро. Вполне возможно, что в ряде случаев подписи членов Политбюро сохранились на инициирующих решения документах (проектах постановления, письмах, докладных и т.д.), которые хранятся среди материалов к протоколам Политбюро в Президентском архиве. Однако во многих случаях на подлинниках есть указания о том, что таких материалов не было вообще. А это означает, что определённая, достаточно значительная часть постановлений Политбюро принималась вообще без голосования членов Политбюро. Поскрёбышев или Двинский записывали решения, продиктованные кем-либо из высших руководителей ЦК (скорее всего, Сталиным), и они оформлялись как решения Политбюро. В сентябре 1934 г. в подлинниках протоколов на многих постановлениях появилась отметка: «без опроса». Такие постановления визировал только Каганович (Сталин в это время был в отпуске), а в его и Сталина отсутствие — Жданов[273]
.Все эти факты позволяют говорить о дальнейшем упрощении деятельности Политбюро, всё большем превращении его из относительно коллективного органа в формальный придаток системы принятия решений, ориентированной на единовластие вождя. Такое положение не было особенностью 1934 г. В это время в работе Политбюро лишь усилились тенденции, наметившиеся в предшествующий период.
Кадровая стабильность, сохранение прежнего распределения политических ролей и порядка деятельности Политбюро позволяют предположить, что «потепление» 1934 г. не являлось результатом выдвижения на первый план каких-либо новых политических лидеров, а было следствием упрочения «умеренной» линии, признаки которой обнаруживались в предшествующие годы. Соответственно правомерно предположить, что прежним остался механизм принятия важнейших решений и порядок инициирования «реформ». По этим вопросам в литературе существует большое количество различных мнений и интересных исследований.
3. Сталин и Киров
Рассматривая проблему авторства «умеренных» инициатив, прежде всего, конечно, следует упомянуть о «кировской» теме. Обстоятельства убийства С.М. Кирова и последовавшего за ним резкого ужесточения политического курса, как говорилось выше, заставляют предполагать, что Киров мог выдвигать и отстаивать «умеренную» политическую программу, а соответственно притягивать к себе силы, настроенные оппозиционно по отношению к Сталину[274]
. По мнению историков-«скептиков», Киров был и до последнего момента оставался верным сторонником Сталина, никогда не рассматривался в партии как политический деятель, соизмеримый со Сталиным, а соответственно не имел никаких отличных от сталинских политических программ. Ф. Бенвенути, например, изучив опубликованные выступления Кирова и официальную советскую прессу, пришёл к выводу, что Киров может рассматриваться только как один из сторонников «умеренного» курса, признаки которого действительно существовали в 1934 г. На самом деле «новую» политику поддерживали в основном все советские вожди[275]. Некоторое время спустя Дж. А. Гетти пришёл к выводу, что Киров не был значительной политической фигурой. В лидеры сторонников «умеренной» линии 1934 г. Гетти выдвинул Орджоникидзе и Жданова[276].