Политическая биография Сталина. Том 2

С чисто теоретической точки зрения вклад Сталина в марксистскую теорию в ее ленинской интерпретации был относительно скромным, поскольку в своих важнейших положениях сталинизм в качестве фундамента опирался на ленинские идеи. Все это, однако, не означает, что довольно скромная роль Сталина как теоретика марксизма-ленинизма дает основание не замечать того важного и поистине новаторского, что он внес в эту теорию. В дальнейшем я буду иметь возможность подробно и предметно остановиться на данном вопросе. Здесь хотелось бы подчеркнуть, что даже то, на поверхностный взгляд, немногое, что внес Сталин в собственно теорию марксизма-ленинизма, имело колоссальное значение. Ибо благодаря именно этим теоретическим новациям, марксизм-ленинизм как теория и платформа практических действий стал одним из фундаментальных идейно-политических инструментов осуществления принципиально новой политики и практики государственного строительства. Несколько упрощая постановку вопроса, я бы сказал так: во многом благодаря деятельности Сталина ленинизм обрел свои знакомые старшему поколению граждан нашей страны черты и вошел в историю в качестве теории успешного строительства социалистического общества. Обобщая, допустимо сделать вывод: практика Сталина явилась его важнейшим вкладом в теорию. Можно придерживаться различных толкований относительно ценности и характера самой этой практики, но нельзя, не порывая с исторической правдой, отрицать правомерность такого вывода.

В известной мере Сталин сохранил старые традиции большевизма. Но эта преемственность с классическим большевизмом ленинской пробы носила скорее внешний, нежели внутренний характер. В среде большевиков наблюдалось сильное преклонение перед большевистскими революционными традициями прошлого и Сталин не мог их просто отринуть как исчерпавший себя исторический балласт. Но он пошел по иному пути: провозглашая верность старым революционным традициям, он наполнил их новым содержанием. Отсюда можно с достаточной долей достоверности сделать вывод, что Сталин придал ленинским идеям новое измерение, умело приспособив их к изменившимся историческим реалиям и потребностям своей политической деятельности. Созрев и сформировавшись на идейной базе ленинизма, сталинская политическая философия обрела, таким образом, свое собственное содержание и свой собственный, в чем-то уникально неповторимый облик.

Вообще тема соотношения ленинизма и сталинизма настолько обширна и многопланова, что заслуживает самостоятельного рассмотрения. Я же ограничился лишь наиболее общими оценками, раскрывающими как преемственность сталинизма с ленинизмом, так и существенные отличия между ними. Полагаю, что данную проблему можно раскрыть не на уровне теоретических рассуждений, а на основе рассмотрения конкретных этапов политической биографии Сталина. Именно здесь наиболее рельефно и явственно проявляются как общие черты ленинизма и сталинизма, так и их отличия.

Как бы заглядывая вперед, с самого начала хочется особо акцентировать внимание на одной чрезвычайно важной особенности всей политической философии Сталина. Она была пронизана духом твердости и решительности, что проглядывает буквально в каждом сколь-нибудь важном шаге всей его деятельности. Возможно, именно эта черта его философии политической борьбы и особенно его практической деятельности наложила столь суровую, а порой и зловещую печать на многие страницы его политической биографии. Порой складывается впечатление, что этому человеку вообще не были свойственны такие обычные для каждого человека черты характера и поведения, как сомнения, неуверенность, колебания и т. п. чувства. Ведь очевидно, что личности любого исторического масштаба отнюдь не лишены обычных человеческих слабостей. Вне зависимости от того, что о них писали или пишут современники и потомки. Сталин не являет собой какого-то исключения из этого ряда. Несмотря на свою фамилию, всегда ассоциируемую с твердостью и прочностью. Ему, как и его политике, конечно, были присущи и элементы колебаний, сомнений и отнюдь не столь уж редко попятных движений. Однако эти проявления скорее подтверждают, нежели опровергают, тезис о твердости и решительности всей его политической философии. Разумеется, если рассматривать ее во всей целостности как органическое единство противоположностей. При этом нельзя забывать, что Сталин прекрасно понимал природу, я бы сказал, душу политики. В свое время канцлер Германии О. Бисмарк говорил: «Политика — это не наука, как воображают многие господа профессора, а искусство»[10]. Для Сталина политика была и наукой, и искусством, причем грань между двумя этими понятиями часто казалась невидимой, но всегда ощутимой. При этом для него политика была не просто искусство, а искусство возможного. Тема Сталина как политика не стоит особняком от его политической биографии, но она, безусловно, ждет еще своего серьезного исследования.