Политическая биография Сталина. Том 2

Я не стану утомлять читателя цитированием подобных оценок, поскольку они в той или иной степени схожи друг с другом, иногда настолько, что возникает невольный вопрос — а не одному ли человеку они принадлежат? В каком-то смысле вопрос закономерен, поскольку ответ на него у меня есть: первоисточником этих и подобных им обличений были и остаются уничижительные отзывы и оценки, выходившие из-под пера Троцкого. Его последователи в этом вопросе (в данном случае уместно воспользоваться термином, охотно употреблявшимся самим Троцким, — эпигоны) лишь дополняли и тиражировали филиппики, обращенные против «малообразованного», «примитивного», лишенного «европейского блеска» Генерального секретаря. Как он смел вторгнуться в святая святых — сферу теории, где, мол, все места были уже забронированы его более одаренными и наделенными теоретическим талантом соперниками!

Невольно складывается впечатление, что ясность мысли и формы ее выражения почему-то из достоинства превратились в недостаток. Видимо, признаком подлинно научного подхода у подобного рода критиков явилась бы надуманная и искусственная сложность формулировок. Таких формулировок, после чтения которых приходишь не то что в недоумение, а в оцепенение. К примеру, вот как выглядит определение сталинизма, данное одним из представителей подобной же «глубоко образованной» элиты, но уже современного розлива. Статью, специально посвященную исследованию данной проблемы, он завершает следующим фундаментальным выводом несокрушимой научной убедительности: «Подводя итоги, вернемся к определению природы и телеологии сталинизма. Последний представляется нам специфической формой трансформации нетрансформативных обществ через создание типологически близких исходному теоцентристскому, но неустойчивых, саморазрушающихся социокультурных образований. Объективным содержанием сталинизма является разрушение и уничтожение исходного целого и подготовка почвы для дальнейшего эволюционного развития»[75].

Не знаю, как читатель, но я в этом наборе слишком заумных терминов и нанизыванием их одно на другое, толком ничего и не понял. Видимо, скажут, что я недостаточно теоретически подготовлен. Ну, что же, избави Бог нас от такой учености!

Возвращаясь к существу рассматриваемого вопроса, надо заметить: работа Сталина выполнена, конечно, не в таком ключе, образчик которого я привел выше. Не надо упускать из виду одно — она была адресована не записным теоретикам и философам, не амбициозным представителям из числа большевиков-эмигрантов, почитавших себя интеллектуальной элитой партии, а массе членов партии, прежде всего ленинского призыва. Именно к ним апеллировал Сталин, именно им он стремился привить свое понимание и толкование ленинизма, именно в них он видел своих потенциальных сторонников и единомышленников. Отсюда и методология подхода, отсюда и стиль изложения и манера письма. Словом, отсюда все то, что как раз и отличает Сталина как писателя (конечно, не в широком, а в специфическом смысле слова).

Лекции, прочитанные Сталиным в Свердловском университете, составившие этот труд, на протяжении 15 дней публиковались в газете «Правда», а затем вышли отдельным изданием. Таким образом, они получили самую широкую по тем временам известность и самую большую аудиторию. Этой работе не грозила участь быть забытой или валяться в пыли на книжных полках: она стала острым инструментом политической борьбы с оппонентами по руководству партией. Рассматривая различные определения ленинизма и давая им критическую оценку, Сталин в завуалированной форме полемизировал с Зиновьевым, Каменевым, Троцким и другими претендентами на ленинское теоретическое наследие. Этот момент следует особо выделить, поскольку он проливает свет на то, что уже тогда Сталин рассматривал столкновение с ними на политическом и теоретическом поле не просто как одну из вероятностей, а в качестве неизбежного и неотвратимого факта.