Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 1

Нет каких-либо серьезных оснований ставить под сомнение слова, приведенные М.И. Ульяновой. Однако они как-то не вяжутся, не согласуются, а вернее сказать, прямо противоречат многим другим, также хорошо известным фактам. Я не стану здесь цитировать многократно приводившиеся в соответствующих работах в высшей степени положительные отзывы Ленина о Сталине. Правда, они относились к различным историческим периодам, и кое-кто может возразить, что мнение Ленина о Сталине могло измениться коренным образом. Но тем не менее, речь в данном случае идет не о мимолетном, переменчивом взгляде на Сталина, а о его общей политической оценке. И здесь мы должны полагаться не на мнение Ленина, высказанное, по всей видимости, в состоянии глубокой внутренней депрессии, сопровождавшей все течение его тяжелой болезни.

Имеется множество свидетельств, в том числе и близких к Владимиру Ильичу людей, из которых явствует, что болезнь оказала на его психику исключительно гнетущее воздействие. Он стал чрезвычайно раздражителен, нетерпим, у него часто отказывали нервы и он не мог владеть собой. Все это вполне понятно и естественно и должно учитываться при оценке его поступков, в том, числе и, разумеется, в политической сфере, как и в области отношений со своими соратниками. Ему уже изменяло то качество, о котором писала его сестра: «У В.И. было очень много выдержки. И он очень хорошо умел скрывать, не выявлять отношения к людям, когда считал это почему-либо более целесообразным»[985]. Это, однако, не мешало ему иногда проявлять и определенное нерасположение, выраженное, правда, в шутливой форме. Один из деятелей партии (впоследствии крупный представитель правооппозиционного блока) Н.А. Угланов в своих воспоминаниях приводит такой эпизод: «Наша беседа происходила с В.И. на квартире т. Сталина. Во время нашей беседы т. Сталин ходил по комнате и курил все время трубку. Владимир Ильич, посмотрев на т. Сталина, сказал: вот азиатише — только сосет! Тов. Сталин выколотил трубку»[986].

Но это, так сказать, небольшой штрих, который можно интерпретировать в каком угодно смысле. Но я вернусь к оценкам Сталина, которые приводила М.И. Ульянова в разные годы. В период борьбы с оппозицией, когда в 1926 году против Сталина велись особенно ожесточенные нападки в связи с тем, что он скрывает завещание Ленина и вообще в грубо извращенном свете изображает взаимоотношения с последним в политической сфере, М.И. Ульянова писала: «В.И. очень ценил Сталина. Показательно, что весной 1922 г., когда с В.И. случился первый удар, а также во время второго удара в декабре 1922 г., В.И. вызывал к себе Сталина и обращался к нему с самыми интимными поручениями, поручениями такого рода, что с ними можно обратиться лишь к человеку, которому особенно доверяешь, которого знаешь как истинного революционера, как близкого товарища. И при этом Ильич подчеркивал, что хочет говорить именно со Сталиным, а не с кем-либо иным. Вообще за весь период его болезни, пока он имел возможность общаться с товарищами, он чаще всего вызывал к себе т. Сталина, а в самые тяжелые моменты болезни вообще не вызывал никого из членов ЦК, кроме Сталина.

Был один инцидент между Лениным и Сталиным, о котором т. Зиновьев упомянул в своей речи и который имел место незадолго до потери Ильичем речи (март 1923 г.), но он носил чисто личный характер и никакого отношения к политике не имел»[987].