«Я, конечно, должна была познакомить свою дочь с детством ее деда — и мы отправились в Гори, смотреть музей. Крошечная лачуга, не более курятника, где вся семья ютилась в одной комнатушке, произвела неизгладимое впечатление на маленькую американку. «А где они готовили пищу?» — спросила она. Я перевела. «Летом на улице, — ответила экскурсовод, — а зимой — тут, в комнате, на керосинке». Здесь жили мальчик, его отец-пьяница и мать, зарабатывающая стиркой белья. Мать отдала мальчика в приходскую школу, где он изучал три языка: русский, грузинский, греческий (Оле показали парту, за которой он сидел). Потом он учился в семинарии, чтобы стать священником. Мы видели здание семинарии в Тбилиси. Он стал революционером: ушел из семинарии, уехал из Грузии. Долгие годы, десятилетия, не видел свою родину и свою мать, растившую его на гроши. Потом, когда он стал главой государства, ее поместили в Тбилиси в одну из комнат бывшего губернаторского дворца. Там старуха и умерла, огражденная «славой» и надзором КГБ[113]
от всего, что было ей привычно, но до самой своей смерти все так же неуклонно посещая церковь. Ольга знала, что совместно с Черчиллем и Рузвельтом ее дед выиграл войну против нацизма — у нее была фотография «большой тройки». Но только теперь, здесь, в этой маленькой лачужке, над которой возвышались холм и крепость, а дальше белели снеговые вершины, она могла увидеть жизнь не из учебников».[114]Примечательные мысли по данному поводу высказал и английский писатель Ч.П. Сноу в своей книге «Вереница лиц», в которой немало места посвящено Сталину. В частности, он писал:
Именно через такую призму — назовем условно это фактором бедности — можно в должной мере оценивать тяжкий и суровый путь к знаниям, который пришлось преодолеть многим из той социальной среды, к которой принадлежал Сталин. Видимо, справедливо считать, что чем тяжелее условия жизненной среды, чем суровее путь к приобретению знаний, тем больше уважения должно проявлять по отношению к тем, кто успешно преодолел препятствия на столь тяжком и тернистом пути.