Американский автор Р. Такер, основываясь на общеизвестных фактах из биографии Сталина этого периода, пишет: «Когда четырнадцатилетний Джугашвили в августе 1894 г. вошел в каменное 3-этажное здание Тифлисской духовной семинарии, он оказался в мире, существенно отличавшемся от того, к которому привык в Гори. Около шестисот учеников, практически все время (за исключением примерно одного часа в послеобеденное время) находившихся взаперти в строении казарменного типа, которое некоторые называли «каменным мешком», вели строго регламентированную жизнь: в 7.00 — подъем, утренняя молитва, чай, классные занятия до 14.00, в 15.00 — обед, в 17.00 — перекличка, вечерняя молитва; чай в 20.00, затем самостоятельные занятия, в 22.00 — отбой. …По воскресеньям и религиозным праздникам подросткам приходилось по 3–4 часа выстаивать церковные богослужения. Обучение велось в монотонной и догматической манере, которая подавляла всякие духовные потребности. Во главе угла, как и в Гори, была русификация. На занятиях не только вменялось в обязанность говорить по-русски, но запрещалось также читать грузинскую литературу и газеты, а посещение театра считалось смертельным грехом»
[160].Вся атмосфера, господствовавшая в семинарии, не могла не оказать на молодого Сталина чрезвычайно тягостного воздействия, особенно если учесть, что из родительского дома, из привычного горийского бытия он был как бы переброшен в совсем иную среду. В таком возрасте подобные перемены, несомненно, отражаются на любом человеке, тем более, что речь идет о кардинальных переменах в укладе самой жизни. Видимо, поэтому он с самого начала начал испытывать к новой среде неприязнь и нескрываемое отчуждение. Новая жизнь, вернее жизнь в новых условиях, сказались и на его характере, поведении и вообще на мировосприятии. Его товарищи по гимназии впоследствии отмечали, что прежде Сосо был живым пареньком, довольно веселым и общительным, а после поступления в семинарию он стал серьезным, сдержанным, погруженным в себя. Так, Давид Папиташвили вспоминал:
«После вступления в семинарию товарищ Сосо заметно изменился. Он стал задумчив, детские игры перестали его интересовать»
. Аналогичные оценки дает и Вано (младший брат Ладо Кецховели), хорошо знавший Сосо. Он свидетельствовал: «В этот период характер товарища Сосо совершенно изменился: прошла любовь к играм и забавам детства. Он стал задумчивым и, казалось, замкнутым. Отказывался от игр, но зато не расставался с книгами и, найдя какой-нибудь уголок, усердно читал»[161].Именно чтение стало, очевидно, на данном этапе его жизненного пути главным средством, с помощью которого молодой Сталин пытался понять и осознать суровую реальность и свое место в ней, свое отношение к новой жизненной среде, тем условиям, которые его окружали. Новые книги будили мысль, ставили перед юношей вопросы, ответы на которые он и пытался найти прежде всего в книгах. Вместе с тем, сопоставление книжных знаний, которые он приобретал, с условиями его реальной жизни ставили перед ним все новые и новые вопросы. И на них найти ответа в книгах было невозможно.