В свете сказанного мне представляются вполне логичными и естественными и те формы утверждения нового коммунистического Евангелия, к которым прибег Сталин. Едва ли чистой случайностью является ритуально-торжественный, наполненный чем-то похожим даже на литургический, религиозно-мистический обряд, весь строй и стиль его знаменитой клятвы верности Ленину и ленинизму. Сама стилистика этой речи Сталина уже обрекала ее на то, что она дойдет до умов и сердец миллионов и миллионов людей. Достаточно вспомнить содержание и манеру, в которой была выражена клятва умершему вождю, чтобы убедиться в одном: Сталин сознательно построил свою речь так, чтобы она воспринималась как клятва верности самого преданного ученика и последователя своему учителю. И содержание, и манера изложения импонировали всему духовному облику и образу мыслей широких слоев населения. Это была коммунистическая по смыслу и христианская по форме выражения эпитафия усопшему вождю. Вместе с тем это была и молчаливо выраженная, но непреклонная убежденность в том, что не кто иной, как он сам, Сталин, должен рассматриваться в качестве законного наследника Ленина как вождя партии и лидера всей страны.
Примечательно само начало этой речи, посвященной памяти Ленина:
В речи Сталина обращают на себя внимание еще некоторые моменты. В частности, в ней присутствует и идея, в дальнейшем ставшая водоразделом между ним и его оппонентами, а именно идея о том, что советская власть не является самоцелью, а выступает как необходимое звено для усиления революционного движения в странах Запада и Востока. Иначе говоря, ей как бы предназначена подчиненная роль быть инструментом осуществления мировой революции. В дальнейшем мы увидим, как шаг за шагом, но весьма последовательно генсек подверг кардинальному пересмотру свой подход к советской власти как инструменту осуществления идей мировой революции.
Другой момент касается проблемы, которая в общем виде была поставлена выше, а именно о сохранении своего рода мощей Ленина чуть ли не как большевистского святого. Сталин говорил:
Этот вопрос приходится поднять, поскольку в зарубежной, да и отечественной сталиниане, он получил превратное истолкование. Так, согласно версии Н. Валентинова (Н. Вольского) — бывшего видного советского работника, ставшего невозвращенцем и опубликовавшего за границей свои воспоминания, Сталин еще в октябре 1923 года в связи с резким ухудшением состоянии здоровья Ленина на совещании с рядом лиц (в их числе были Троцкий, Бухарин, Каменев, Рыков и Калинин) поставил вопрос о том, что нужно заранее подготовиться к будущим похоронам Ленина. Сталину приписываются следующие слова: