Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 2

«Тщательно подготовившись, Маленков в августе 1938 года передает Сталину личную записку «О перегибах». Далее я пишу по рассказу отца, записанному мною и затем проверенному им по моей записи: «Я передал записку И. Сталину через Поскребышева, несмотря на то, что Поскребышев был очень близок с Ежовым. Я был уверен, что Поскребышев не посмеет вскрыть конверт, на котором было написано — «лично Сталину». В записке о перегибах в работе органов НКВД утверждалось, что Ежов и его ведомство виновны в уничтожении тысяч преданных партии коммунистов. Сталин вызвал меня через 40 минут. Вхожу в кабинет. Сталин ходит по кабинету и молчит. Потом спрашивает: «Это вы сами писали записку?» — «Да, это я писал». Сталин молча продолжает ходить. Потом еще раз спрашивает: «Это вы сами так думаете?» — «Да, я так думаю». Далее Сталин подходит к столу и пишет на записке: «Членам Политбюро на голосование. Я согласен».

Таким образом вождь выразил недоверие Ежову. И тогда же он якобы попросил Маленкова подобрать человека на должность первого заместителя наркома НКВД, который бы удовлетворял трем условиям: имел опыт работы в органах, опыт партийной работы и чтобы он, Сталин, мог ему лично доверять.

Маленков поручил одному из своих ответственных сотрудников, В.А. Донскому, подобрать по картотеке кандидатуру первого зама Ежова. Донской предложил кандидатуру Л.П. Берии, который удовлетворял поставленным Сталиным условиям. Он имел опыт работы в органах и партии, а после того, как заслонил Сталина своей грудью во время организованного им же мнимого покушения на «вождя», пользовался доверием Сталина. Маленков предложил Донскому подобрать еще шесть кандидатур и затем все семь представил Сталину. Сталин выбрал Берию»[1010].

Версия, изложенная сыном Маленкова, мягко говоря, вызывает весьма серьезные сомнения. Прежде всего, если судить по ней, то Сталин во всем этом деле играет роль чуть ли не статиста — инициатива в постановке вопроса о прекращении масштабных репрессий якобы исходит от Маленкова. Да и сама записка последнего Сталину выглядит чуть ли не откровением, побудившем вождя поставить вопрос о Ежове. Однако, столь важные и столь потенциально взрывоопасные вопросы мог не только решать, но даже просто ставить сам Сталин. В ином же случае, если такую инициативу проявил кто-либо другой, даже из когорты ближайших соратников вождя, он рисковал навлечь на себя своей инициативой подозрение. Это одно существенное соображение. Другое состоит в том, что Сталин заранее тщательно продумывал персональные кандидатуры на сколько-нибудь важные партийные и государственные посты. Что же касается поста наркома внутренних дел, то этот вопрос, как говорится, стоял в эпицентре внимания вождя по причинам, о которых просто излишне распространяться. Для видимости, конечно, он мог поручить представить ему список возможных кандидатур, но как-то совсем невероятным выглядит то, что он, как известный персонаж Гоголя, перечислял необходимые достоинства, которые могли бы сочетаться в предлагаемом кандидате. Как-то это все не похоже на стиль Сталина и на его методы подбора ключевых фигур в государстве.