Странным кажется то, что именно с деятелем не русского, а грузинского происхождения сопряжены столь ожесточенные и, надо сказать, непримиримые противостояния. Но парадоксы истории часто не поддаются чисто рациональным объяснениям, и пытаться их объяснить, видимо, невозможно. Логически остается предположить, что противостояние в вопросе об отношении к Сталину не имеет национальной окраски и стало выражением гораздо более концентрированным, выходящим за чисто национальные рамки. В каком-то смысле оно обрело мировоззренческий характер, отражая принципиальные различия в подходе к важнейшему этапу истории нашей страны.
Сталин стал органической частью российской истории. И, как однажды заметил патриарх Алексий II, история не имеет лишних страниц. Иными словами, ее надо воспринимать такой, какой она была в действительности, а не приспосабливать к потребностям текущего дня, произвольно вычеркивать из нее то, что было, или же вписывать то, что соответствует чьим-либо интересам. Из истории нельзя произвольно вырывать те страницы, которые кому-то представляются темными или даже позорными. Потомки в состоянии лишь понять прошлое, сделать из него необходимые для себя выводы, дать оценку ему, но они не в силах перечеркнуть то, что уже стало достоянием прошлого. Мы же являемся свидетелями того, как в угоду политическим, экономическим и идеологическим интересам переписывается история, дается однобокая, лишенная даже тени объективности, характеристика не только отдельным личностям, но и целым историческим эпохам. И, как показывает практика, чем меньше масштаб личностей, олицетворяющих собой новую полосу в современном развитии России, тем с большей готовностью они берутся за то, чтобы переписать историю, чтобы найти какие-либо лазейки для проникновения воровским способом на ее страницы. Я уж не говорю о целых легионах «мошенников пера и разбойников печати»[7]
, которые ныне подвизаются на щедро оплачиваемом поприще фальсификации истории и тотальной дебилизации широких слоев населения, в особенности молодежи.Фигуры такой исторической величины, как Сталин, никогда не бывают одномерными, ибо они не представляют собой мифологических деятелей, о которых можно с достаточной долей уверенности сказать, что одни творили добро, другие творили зло, и на скрижалях истории эго запечатлено достаточно четко и однозначно. Но даже о личностях, которые в широком общественном мнении представляются в качестве чуть ли не запатентованных исторических преступников, с клеймом, никогда не смываемым, все-таки нужно писать и говорить с должной объективностью. Впрочем, на мой взгляд, серьезные историки далеки от такого примитивного подхода. Зачислить Сталина в разряд наиболее одиозных исторических монстров и на этой базе выносить свои вердикты — это печальный удел тех, кто заинтересован не в подлинном познании истории, а лишь в наклеивании исторических ярлыков.
Писать политическую биографию Сталина, заведомо занимая определенную идеологическую позицию, конечно, можно, но, на мой взгляд, такая работа уже с самого начала обречена на тенденциозность и не будет соответствовать критериям объективности. Речь идет, разумеется, не только о самой концепции работы, но и о подборе и истолковании конкретных фактов, их увязке с реальным историческим контекстом эпохи, в рамках которой протекала его политическая деятельность.
Еще древнеримский историк Тацит писал, что стремится вести рассказ о принципате Тиберия и его преемников «без гнева и пристрастия, причины которых от меня далеки»[8]
. Рассматривая политическую деятельность Сталина, конечно, трудно следовать мудрому совету Тацита, тем более, что причины гнева и пристрастия применительно к Сталину от нас совсем не далеки, поскольку они составляют как бы часть современной жизни, и рассчитывать на полную беспристрастность трудно. Однако необходимо стремиться к максимальной объективности, хотя осуществлять это на практике нелегко, если вообще возможно.С мыслью Тацита перекликается знаменитая фраза из пушкинского «Бориса Годунова»: