Политическая борьба в годы правления Елены Глинской (1533–1538 гг.)

Для дворянской историографии было характерно стремление выяснить сначала политическую задачу истории — изучение же источников воспринималось дворянскими историками как средство, а не цель. В. Н. Татищев, один из крупнейших представителей исторической науки XVIII в., считал, что история России должна показать «сколько монаршеское правление государству нашему полезнее, чрез которое богатство, сила и слава государства умножается, а чрез прочие умаляется и гибнет». Это — общая концепция В. Н. Татищева. Поднимая огромные, никем ранее не тронутые пласты исторического материала, В. Н. Татищев, естественно, не мог при том уровне развития науки одинаково глубоко знать все этапы русской истории: многое зависело и от самих источников, имевшихся в его распоряжении. Для анализа событий политической истории 30-х гг. XVI в. В. Н. Татищев привлек Степенную книгу Василия Урусова, Летописец начала царства, Воскресенскую и Никоновскую летописи[8].

Недостаток находящихся в его распоряжении источников В. Н. Татищев осознавал. В материалах к «Истории Российской» («Дела до гистории политической Российского государства касающиеся…») В. Н. Татищев признавался в том, что эпоха Ивана Грозного еще не понята его современниками («сего государя дел порядочно всех описанных не имеем») и что вообще «все так пристрастно и темно, что едва истину видеть и разуметь можно»[9].

Не стала принципиально шире источниковая база[10] у другого выдающегося историка XVIII в. М. М. Щербатова, хотя его сочинения выгодно отличаются от татищевских уже тем, что в них больше оригинальных суждений и размышлений. В своей «Истории Российской» главу, посвященную политической истории 30-х гг. XVI в., М. М. Щербатов назвал так: «Царствование царя Иоанна Васильевича под опекою его матери». По его мнению, приход к власти Елены Глинской был случайным ибо «малое время протекшее между кончины и погребения великого князя не позволило тогда помышлять о учреждении правления во время малолетства великого князя»[11].

Но тотчас после похорон Василия III (декабрь 1533 г.) было объявлено, что «якобы то чинилось по воле великого князя Василия Ивановича, что мать младого государя будет правительницею государства и опекуном сына своего до пятнадцати лет его возраста, уповательно предоставляя ей избрать совет, каковой она пожелает себе для спомоществования в правлении»[12]. М. М. Щербатов полагал, что в «совет», созданный Еленою для «спомоществования в правлении», входили доверенные лица: И. Ф. Овчина, В. В. Шуйский, И. В. Шуйский, Б. И. Горбатый. Удельные князья Юрий Дмитровский и Андрей Старицкий, как опасные конкуренты, не были допущены в совет: «Великая княгиня справедливо опасалась, что если допустить в совет… дядьев своего сына… то вскоре власть их и сила превозможет самую ее власть»[13]. Этим объяснял Щербатов и поведение негодующих, обиженных на правительство удельных князей Юрия и Андрея. Характеризуя в целом деятельность Елены Глинской, М. М. Щербатов писал: «Во все ее правление никакого смятения и беспокойства не видим, каковые немедленно по кончине ее произошли». Елена «искусна была обуздать гордость и честолюбие бояр»[14].

В оценке М. М. Щербатова как историка трудно не согласиться с С. М. Соловьевым, так его характеризовавшим: «Князь Щербатов был человек умный, трудолюбивый, добросовестный, начитанный, был хорошо знаком с литературою других народов… но не изучил всецело русской истории… он понимал ее только с доступной ему, общечеловеческой стороны, рассматривает каждое явление совершенно отрешенно, ограничивается одною внешнею логическою и нравственною оценкою, вероятно или невероятно, хорошо или дурно, собственно же исторической оценки он дать не в состоянии»[15].

Значительный шаг по сравнению с предшественниками сделал H. М. Карамзин, самый яркий представитель дворянской исторической науки XIX в. Он привлек огромный материал и в своих примечаниях впервые дал источниковедческий анализ как летописных, так и документальных источников. Велико различие между тем, что он писал в примечаниях и в основном тексте «Истории Государства Российского» — как будто над ними трудились два человека: один — глубокий ученый, исследователь источников, другой — художник, писатель, легко увлекающийся полетом своей фантазии. В примечаниях, комментирующих историю времени правления Елены Глинской, H. М. Карамзин отмечал, что главными источниками являются синодальный список Никоновской летописи и Царственная книга. Он впервые широко использовал новгородские и псковские летописи, посольские документы русских и польских дипломатических миссий, сочинения С. Герберштейна, А. Олеария, родословные книги и ряд других источников[16].

H. М. Карамзин сделал немало источниковедческих наблюдений, одно из которых развил автор этих строк в главе, посвященной политическому статусу Елены Глинской: H. М. Карамзин (позднее это отметит и С. М. Соловьев) увидел в источниках противоречие — во «внутренних» бумагах Елену Глинскую упоминали, а во «внешних» — нет.