Политическая генетика. Интегральная индивидуальность как генотип

Как видим, обычные животные активно адаптируются к природной и социально-зоологической среде, путем поиска и овладения «предметами» удовлетворения потребностей непосредственно, но отнюдь не приспосабливают природу к собственным инстинктам (исключение: бобры, пчелы, муравьи и некоторые другие животные виды). Напротив, человеческие особи, действуя, как правило, в совместной (коллективной) деятельности и под руководством «вышестоящих» животных, активно воздействуют на среду, используют природные богатства в собственных целях (добывают сельскохозяйственное и промышленное сырье, перерабатывают его, наконец, изготавливают товар).

Однако принципиальной разницы между схемой 1 и 2 не существует. Если адаптация обычного животного направлена непосредственно на природные объекты потребления, удовлетворение актуальных потребностей, то у человеческого хищника, еще более активно «добывающего свой хлеб», она лишь опосредуется добычей, а также переработкой (производством) природных веществ и энергии, позже – потребляемых, так сказать, в «новом», преобразованном виде. Единичный человек вытачивает детали, разрабатывает чертежи авиационных двигателей, преподает в школе, исследует научную проблему, рисует картину, – и получает за это заработную плату (или гонорар). И лишь затем вырученные деньги «превращаются» (обмениваются) в предметы удовлетворения биогенетических инстинктов.

При этом суть потребления, его «психофизиологический» механизм остаются, в принципе, одними и теми же у всех высших зоологических видов. Более того, и процесс достижения целей (механизм удовлетворения, реализации потребностей) мало чем различается в так называемом «социуме» и в «дикой природе» (см. гл. 3). Между тем, у человеческих животных (как и у других зоологических видов), существует видовая специфика, как системы потребностей, так и способов их реализации и самого процесса потребления. Данное обстоятельство и создает иллюзию «кардинального» отличия человеческих голых обезьян от всего разнообразия живых существ, составляющих единую с человечеством Биосферу.

Видоспецифическое человеческое потребление опосредовано не только процессом производства (воспроизводства, – ибо вид производства перманентно воспроизводит себя и культуру), но плюс и видоспецифическим распределением, – зоологическим дележом и грабежом менее социобиологически приспособленных особей. Посему, повторяем, кардинальной разницы между активной адаптацией других животных и человеческой адаптацией, увы, не существует (имеет место, лишь ее видовая специфика). И в том, и в другом случаях отправной точкой активности являются потребности (мотивация), затем идет работа ради удовлетворения потребностей (добыча условно-безусловного раздражителя), затем осуществляется дележ и грабеж полученных «благ» и, наконец, ключевое действие: сам акт потребления (пусть у людей он происходит с «помощью вилки и ножа», с так называемой «любовью» к женщине (самке) или с чтением научной литературы, купленной на деньги, – в случае удовлетворения, скажем, познавательного инстинкта).

Наибольший интерес в плане прояснения социобиологической природы человека представляет собой общественное распределение материальных (духовных) благ (денег), как зоологического дележа и грабежа видоспецифической добычи. Человеческий зверь, обладающий собственностью на средства производства, не только чересчур активно эксплуатирует (проще – грабит и поганит) окружающую Природу, – но и использует (эксплуатирует, грабит), в своекорыстных целях, собственных, же собратьев по видоспецифическому «разуму». И дело здесь, конечно, не столько в характере тяжелого труда на производстве (пролетарии физического и умственного труда), – сколько в характере распределения добытой совместно прибыли (славы), львиная доля которой оседает в карманах капиталистов и высшего управления (в т. ч. разнообразных чиновников).

Без сомнения, паразитизм, как общевидовое биогенетическое явление, в равной мере, распространен и в человеческом обществе. Внушать животным «господам» тезис о социальной несправедливости и произволе во все времена было все равно что заставить крысу управлять космическим кораблем. В действительности же, эксплуатация класса рабов есть непреложный, объективный генетический закон, который никто не в силах, при всем желании, ни заменить, ни, тем более, отменить. Ибо сами угнетенные суть те же самые генотипы с теми же рефлексами генофонда вида, стремящиеся к максимальному гедоническому насыщению («Люди холопского звания – сущие псы иногда»; Н. Некрасов); те же самые генотипы – но без собственности на средства производства (или соц. положения) и без «соответствующих» наследственных способностей у подавляющего их большинства. Насильственная смена власти в результате социальных революций и установление «нового» порядка, строя, – всегда были, по сути, зоологическим грабежом и дележом уже награбленного ранее. На смену старым классам-паразитам, приходят новые паразиты из числа бывших, наиболее приспособленных рабов (или те же самые «господа» – например, после падения СССР). И точно так же, как и старые пройдохи, продолжают цивилизованно обманывать и грабить народ, – фактически таких же животных, с их неистребимыми алчностью и завистью к более «успешным» особям, которые объективно физически, психодинамически и интеллектуально (т. е. генетически) обошли «несчастных» [11] .

Таким образом, структура человеческого общества во все века фактически оставалась одной и той же, неизменной; менялись общественно-экономические формации и способы производства, но классы господ (в т. ч. и средний класс) и рабов неизменно оставались теми же взаимозависимыми социобиологическими группами. Неизменными остались и единые конституциональные человеческие отношения во всех социальных группах (малых и больших) и между ними: уже упомянутые власть и подчинение, борьба и соперничество, а также сотрудничество и взаимопомощь в совместной биогенетической борьбе за наилучшее существование, – сиречь, власть (или ее сохранение) и те материальные и моральные преимущества, которые она неизбежно дает.

Таким образом, следуя принципам интегрального системного подхода, мы вынуждены признать гомоморфность и монизм человеческого вида как системы, разделенной якобы, по мнению социологов, на иерархические уровни (классы, страты, народы и т. п.). Ибо любая человеческая особь суть генотип – самовоспроизводящийся видовой генофонд безусловных рефлексов и свойств, – и именно принадлежность каждого члена общества к этой видовой наследственной характеристике является интегральным выражением единства членов «Социума» (его одних и тех же равнозначных «уровней»), несмотря на разность, казалось бы, приспособительных возможностей его одних и тех же представителей.

«Зарабатывать на жизнь» можно не только в непосредственном материальном производстве. Сферы торговли и обслуживания (банковского, почтового, транспортного, социальной защиты и др.), здравоохранения, воспитания (в т. ч. нравственного) и обучения; средств массовой информации, работа политико-идеологических организаций, силовые и правоохранительные ведомства; религиозные концессии, искусство (включая эстраду) и наука; спорт, наконец, криминалитет – все это неотъемлемые, взаимосвязанные социобиологические области, зиждущиеся на рельсах материально-экономического базиса.

Мы не будем подробно раскрывать функции указанных социальных сфер, форм общественного сознания и государства. Укажем только, что и в этих сферах видопроизводства, как и в производстве материальных благ (товаров), трудятся и творят человеческие генотипы, у которых есть наследственные склонности и способности выполнять ту или иную деятельность, в том или ином качестве («низшее» – «среднее» – «высшее» звенья). Вместе с тем следует подчеркнуть, что наличие и функционирование вышеуказанных видоспецифических институтов, во все времена Истории, вызвано не по чьему-либо произволу, но объективными биогенетическими потребностями как всего общества и определенных его групп, так и отдельно взятых человеческих особей.

Иначе говоря, видовой генофонд Homo sapiens несет в себе все эти наследственные программы, которые призваны себя же и воспроизводить посредством удовлетворения соответствующих видоспецифических рефлексов (инстинктов), как в текущем функционировании вида, так и его саморазвитии, видоизменении [12] .

А коли так, если мы исходим из биогенетики «Социума», – все перечисленные сферы его (в т. ч. исключительно, «духовные», включая и нравственные) должны выполнять активные приспособительные биологические функции, а именно – служить эгоистическому видовому самосохранению, функционированию и саморазвитию, – иначе – всеобщему видовому воспроизводству материального и духовного производства, самих генотипов, новых их поколений, материальной и духовной культуры.

Например, нравственные и правовые нормы регулируют не просто «отношения» между людьми, «отношения» к собственности и Природе. В сущности, они накладывают veto на определенные убеждения и поступки, которые обусловлены «запретной» мотивацией (потребностями) по отношению к окружающим генотипам, социальной группе (популяции), обществу в целом. И, наоборот, – поощряют полезные, с точки зрения социальных отношений и порядка (самосохранения, развития вида) нравственные и правовые ценности и идеалы, а иначе, – соответствующие мотивации (потребности). Так, «плохой» человек пьянствует, прелюбодействует, не воспитывает детей, не уважает родителей, обманывает, крадет, убивает. И наоборот, «хороший» член общества трудолюбив, бескорыстен и добр, законопослушен, честен и порядочен, – иными словами, от него наилучшая реализация рефлексов других организмов в стаде подобных не пострадает.

Любопытно, что совпадение интересов у людей принято называть, как правило, «добром», а несовпадение, – увы, «злом». Хотя возможно и взаимное безразличие не заинтересованных друг в друге генотипов…

Еще пример. Активно-приспособительная роль науки, религии и искусства. Здесь, казалось бы, нет места «ничему такому» биологическому. Отнюдь. Эти социобиологические институты возникли в историческом филогенезе не ради достижения абстрактных Истины, Добра и Красоты. Наука служит производству, здравоохранению, образованию и прочим социальным областям и развивает их, – т. е. служит людям, максимизированному удовлетворению их потребностей. Искусство, являясь самостоятельным творческим инстинктом, несущим, кроме прочего, эстетическое наслаждение, – отражает в чувственных образах жизнь Природы и генотипов, мол, по «законам Красоты» (в т. ч. непрестанную борьбу, погоню за наилучшим существованием (или осуждение ее), в формате «нас возвышающий обман»). Впрочем, не только. «Воспитательная» сила искусства приветствует «хорошие, высокие» потребности (рефлексы) и порицает «низменные, плохие, некрасивые». Но так или иначе искусство, как и мораль, право и наука, – служит видовому (по сути, агрессивному, эгоистическому) утверждению голой обезьяны на Земле и даже за ее пределами, в космическом пространстве.

Религия тщетно пытается обуздать «животное начало» в человеке и спасти его «бессмертную душу», очистить от «греха» (т. е. воспитать высоконравственную мотивацию и подавить «бесовскую»). Хотя не следует забывать, что возникла и развивалась религия на биологическом фундаменте видового генофонда, является его частью, и ее ушедшие и нынешние проводники (священнослужители) – суть человеческие животные с их подавляемыми и ханжески скрываемыми страстями-инстинктами, типа гордыни, жажды власти (агрессии) и сребролюбия; а церковь – социобиологический институт, осуществляющий, помимо «помощи заблудшим», политическую и идеологическую функции сдерживания нищей и алчущей толпы от социального бунта.

Человеческая идеология вообще, включая политику, мораль, право, науку, искусство, религию и философию, всегда подразделялась на два якобы антагонистических, враждующих классовых лагеря – официальный (господствующий) и оппозиционный. К. Маркс ясно показал, что за этой борьбой кроются экономические интересы сторон (интересы в удовлетворении фонда рефлексов, с помощью всего разнообразия предметов удовлетворения). Одна из сторон обладает реальной властью, со всеми вытекающими следствиями («уровнем жизни»), а другая – борется за нее, стремясь обеспечить свое безбедное бытие (в декларации: всех угнетенных классов). Однако К. Маркс не раскрыл того, что те, кому «хорошо» живется, и те, кому живется «плохо», – по сути, «одного поля ягода» в биогенетическом плане (т. е. животные генотипы). И, значит, они стоят друг друга, и ожидать от них чего-то сверхъестественного, – например, построения коммунистического общества или царства Божия, – отнюдь, не приходится. Именно поэтому со сменой старого социального строя на новый История повторяется, – т. е., в сущности, ничего не меняется, ибо в основе видового саморазвития лежит один и тот же видовой генофонд.

Не изменяется фактически, но видоизменяется, генетически обусловленная, криминальная атмосфера в обществе. Помимо «профессионального» криминалитета во все времена (воровство, грабежи, мошенничества, убийства), помимо освященных идеалами «борьбы за справедливость, равенство и демократию» социальных революций (фактически грабеж и дележ материального «добра»); так называемых «освободительных» войн откровенных захватчиков, убийц и насильников (тот же зоологический грабеж и дележ), – продолжает существование и перманентный обман и грабеж себе подобных и в экономической, и «духовной» сферах; почти легальная, конкурентная охота жулья за деньгой, разумеется, на всех уровнях «Социума», от «низшего» до «высшего».