Политическая исповедь. Документальные повести о Второй мировой войне

К тому времени к нам пришло пополнение – восемь человек из лагеря военнопленных. По поручению полковника Ясинского их помогли для нас отобрать агитаторы из штаба РОА. Народ был самый разнообразный, как по возрасту – от девятнадцати лет и аж до сорока с хвостиком, – так и по личным характеристикам. Были там и кадровые военные, и люди с рабочей хваткой, были даже два бывших жулика, успевших посидеть в советских тюрьмах.

Но общим оказалось хорошее, бодрое настроение. Мы поняли друг друга и довольно быстро сошлись характерами. К тому же, что было самым главным условием, наша политическая программа всех их вполне устраивала.

А потом неожиданно Данилов привел еще одного человека, по нашему мнению, совсем не подходящего для подобных авантюр. Звали его Михаил Михайлович Замятин. Он был из эмиграции первой волны. Далеко за сорок лет, маленького роста, тщедушного телосложения, набожный. И какой-то уж очень штатский. Оружия он никогда в руках не держал и на этот раз принял автомат с явной неохотой и даже какой-то брезгливостью.

При нашем знакомстве он признался мне доверительно, с обреченностью в голосе, что готов лететь даже ради того, чтобы просто умереть на Родине, если уж не сможет принести больше пользы. Мне очень не понравилась такая обреченность, умирать никто из нас еще не собирался, и я попытался опротестовать включение в состав группы нового товарища. Однако Ипполитыч, который всегда уважал мое мнение, на этот раз был непреклонен.

- Нет! – сказал он. – Замятин обузой вам не будет. У него свои задачи.

Больше других из этого пополнения мне понравился бывший сержант Красной армии Александр Никулин. Он был кадровым военным, родом из городка Грязи Воронежской области. Мы с ним быстро подружились, и эта наша дружба пришлась как нельзя более кстати.

Хотя в нашей команде было два человека с армейским званием старшины, но именно сержант Никулин по моему настоянию был назначен командиром. А мне предназначалась роль политического и стратегического руководителя. Конечно, временно, только до того момента, когда к нам присоединится основной отряд с Даниловым.

По просьбе Александра Ипполитовича начальник школы попытался доукомплектовать нашу группу, освободив нескольких членов НТС, которые томились в гестапо города Катовицы. Но, как и следовало ожидать, попытка оказалась безуспешной – по причине конкуренции между собой силовых служб.

А их вражда особенно обострилась во второй половине 1944 года, после попытки государственного переворота и покушения на Гитлера.

По мнению нашего гауптмана, отряд с большой натяжкой был готов к отправке только в средине ноября 1944 года. К тому времени мы уже возвратились в Краков и нарядились в форму желто-зеленого цвета, теплую и довольно удобную, из мягкого, плотного сукна. Эта экипировка из военных трофеев оккупантов принадлежала, должно быть, армии какого-то небольшого европейского государства, «побежденного» немцами. Нужно отдать справедливость бывшим руководителям того государства: судя по одежде для солдат, они неплохо относились к своей армии.

Наши девушки из лоскутков, подобранных в каком-то магазинчике Кракова, соорудили трехцветные шевроны на рукава наших мундиров и подобие кокард на пилотки. И, загадочные для окружающих, но гордые, мы с удовольствием щеголяли в них, гуляя по городу. У каждого из нас в шкафу уже лежали пакеты с «настоящей, слегка потрепанной армейской одеждой, приготовленной для отправки.

А Данилов, как и мы все, понимали прекрасно, что время уже работает против нас, что прекрасная осенняя погода в Кракове ни в какое сравнение не идет с метеоусловиями, которые нас ожидали в средней полосе России. Но нужно было терпеть и ждать. И не только потому, что мы полностью зависели от воли немецкого руководителя, но еще и потому, что на складах школы не хватало самого необходимого.

Шеф сообщил, что специально для нас заказал настоящие русские валенки и полушубки. Пускай не новые, поношенные, но все же в них было бы понадежнее в русскую зиму… Однако заказ сделан, а зимней одежды на складах нет, как не было у них уже даже русского оружия, автоматов типа ППШ или ППД, которыми в ту пору были вооружены части Красной армии. Винтовки же нас совсем не устраивали.

Почти перед самым отлетом привезли наконец деньги – два миллиона рублей. Нас уверяли в том, что «дома» на эти деньги сможем приобрести все, что нам было нужно.

Тюки с валютой свалили, не распаковывая и не пересчитывая, в шкаф с одеждой.

Наконец появились и автоматы. Дали нам еще два пистолета типа «Вальтер», два русских нагана, ручной пулемет Дегтярева и несколько десятков гранат.

Печальнее всего, конечно, было то, что приходилось отправляться в русскую морозную зиму в шинелях, ватных телогрейках, таких же брюках да еще, самое страшное, в немецких кованых сапогах. Мы понимали, что эта обувь не только не по сезону, но еще и будет оставлять на снегу специфические следы.

Однако откладывать вылет мы уже не могли – это было совсем не в наших интересах.