Мотивировочная часть судебного постановления, весьма подробная, беспощадна к «даме Виолетте Моррис…, которая своей мужской одеждой, противоречащей обычаям, смелостью и свободой своих высказываний, демонстрацией независимости, добровольным повреждением себя ухитрилась отречься от пола, к которому она принадлежит, чтобы примерить внешний облик другого пола, от которого она отделена природой навеки».
В заключении говорится: «Мы не должны заниматься тем, как одевается в городе и чем вообще занимается мадам Виолетта Моррис, но мы полагаем, что тот факт, что она носит брюки, которые не приняты среди женщин, дает все основания для того, чтобы Федерация женского спорта запретила ей это делать. Следовательно, суд отказывает в удовлетворении иска мадам Виолетты Моррис и присуждает ей выплатить судебные издержки». Адвокат спортсменки Анри Лот, который кричал, что брюки — будущее женщин, был потрясен. Процесс проходил как раз в единственный период, когда разрешено переодеваться в одежду противоположного пола, — во время карнавала{597}
.В интервью, которое Моррис дала после суда и которое подверглось цензуре, она защищает свою позицию теми словами, за которые ее как раз упрекали: грубо, обзывая «шлюхами» и «бабами» участниц Федерации, раскрывая их «похождения».
И мне говорят, сделав рот куриной попкой: да ведь она одевается мужчиной, она побила того гада судью, который плохо судил, она расхаживает голой в раздевалках, как будто они не для того придуманы, да ведь она развращает наших дочерей! И все это потому, что я взасос поцеловала девку, которая клеилась ко мне в поезде! Она говорила, что влюблена в меня, представляете, это случается! Но я никогда никого насильно не совращала <…>. Мы живем в стране, прогнившей из-за денег и скандалов, — продолжает она, — которой руководят фразеры, интриганы и трусы. Эта страна мелких людишек недостойна своих предков, недостойна того, чтобы продолжать существовать. Однажды упадок приведет ее в рабское состояние, но я — я буду здесь и я не буду рабыней. Поверь, это не в моем темпераменте{598}
.Виолетту Моррис влекут крайне правые самого жесткого порядка, те, которые добились триумфа по другую сторону Рейна. Ее история сближает ее с другой «травести», известность которой перешагнула Ла-Манш и которая уже упоминалась во время судебного процесса, — «полковницей» Баркер{599}
. Валери Аркел-Смит под видом полковника Виктора Баркера в 1923 году в Брайтоне женилась на Эльфриде Ховард. В 1929 году лондонский суд приговорил ее к девяти месяцам тюрьмы. Случаи female husbands (женщин-мужей), отмечаемые на протяжении нескольких веков, имеют место еще и в XX веке{600}. Так, в 1931 году полиция Майнца случайно обнаружила женщину 46 лет, 12 последних лет жившую в мужской одежде. Она утверждала, что жената и что она отец двоих детей; она работала в автопарке ночным сторожем и начальником смены на заводе по производству ваксы. Она взяла имя мужа, с которым не жила, и ее уловка была обнаружена только после того, как были найдены две социальные страховые карточки на одно имя{601}.Полковник Баркер неожиданным образом вызывает сочувствие у нескольких газет, которые считают эту женщину эксцентричной, но не лесбиянкой. Ее супруга рассказывает, что только на суде узнала истинный пол своего мужа, который сказал ей, что у них не может быть нормальных отношений из-за полученного во время войны ранения в нижней части живота. Баркер убедил Эльфриду и ее семью, что его мать, которая хотела иметь дочь, одевала его в женское платье. На суде полковник объясняет свое переодевание нуждой в деньгах. В 1927 году он записывается в британское фашистское движение National Fascisti («Национальные фашисты»), явно из любви к авантюрам, а не по политическим убеждениям, и руководит боксерскими курсами для боевиков в черных рубашках.
Полковник Баркер бросает вызов, высмеивая мужской порядок, и пользуется своей свободой, чтобы жениться на женщине, которую любит. Но большего от него ожидать не стоит: «Само его восстание против условностей гендера нельзя перевести в более глобальный анализ механизмов социального подавления. Напротив, она [он] присоединился к наиболее структурированной и авторитарной идеологии того момента, которая проявляла крайнюю маскулинность»{602}
.