Эстетическое неприятие, то есть утверждения об уродстве мужской одежды на фоне роскоши женской моды, представляет собой стандартный ход мысли. Мария Дерэм и ее современники не учитывали тот факт, что эта асимметрия имела место в определенный исторический момент. Она воспринималась как нечто карикатурное; историк Фарид Шенун обращает наше внимание на тонкости мужской моды и привлекательность новых моделей мужской одежды — для спортсмена, джентльмена, артиста — в глазах мужчин и некоторых женщин. Неверно также и представление о том, что у мужского костюма практически нет вариантов. Мужские брюки часто меняют форму и ширину. Да и кюлоты исчезли не совсем{500}
. Черный фрак, пришедший из Англии и принятый во время Реставрации, подходит для ужинов, балов, походов в театр{501}. Однако на протяжении XIX века фрак, отличающийся от редингота с полукруглым вырезом спереди, теряет популярность. Его заменяет смокинг, тоже, как следует из названия, английская одежда: фалды более короткие, брюки более узкие; в 1900-х годах смокинги носили с галунами. Молодые отдыхающие, проводящие время в казино Лазурного берега, по достоинству оценили эту более простую, но по-прежнему элегантную одежду.Женщины, переодевающиеся в мужскую одежду, при желании и наличии денег могут попытаться приблизиться к образу денди. «Между платьем без выреза и рединготом преимущество за последним. Кто осмелится утверждать, что платье с декольте или без идет мадам Дьелафуа больше, чем ее жакет?» — пишет Юбертина Оклер, выдвигающая здесь возражение эстетического характера{502}
.Мария Дерэм намекает на «сомнительные одеяния», на «нейтральные и двусмысленные существа», являющиеся «чем-то средним между мужчиной и женщиной», а также на «бесполых личностей», которых она не знает, как назвать, при том что такое название есть, но произносить его неуместно. Она намекает на семиотику инверсии, на «третий пол», появление которого, по мнению антифеминистов, ускоряется эмансипацией женщин{503}
. Эти аллюзии следует расшифровать, тем более что они преследуют феминисток. К примеру, Леопольд Лакур, которого мы уже цитировали в связи с Конгрессом феминисток 1892 года, заверив читателя, что активистки не одеты в мужскую одежду, объясняет, что они «не враги мужчинам» и «по большей части замужем, и удачно замужем; они очаровательны»{504}.О чем думают наиболее умеренные феминистки, эти филантропки, часто выходцы из буржуазной протестантской или еврейской среды, которые вступили в Национальный совет французских женщин (НСФЖ) в 1901 году, когда он только был создан? Ответить на этот вопрос поможет картинка. Это пропагандистская почтовая открытка, которую в первые годы своего существования выпускал НСФЖ. На ней изображены две женщины, одна младше, другая старше, которые смотрят сверху на город — большой город и его социальные проблемы, столицу, центр политической власти, — одетые в греко-римскую одежду и со строгими прическами. Что стоит за этой фантастической одеждой, представляющей собой что-то среднее между ночной сорочкой и рубашкой для первого причастия? Здесь можно увидеть попытку найти нечто нейтральное за счет экзотических или старинных костюмов, о гендерной принадлежности которых (если таковая вообще была) все уже забыли. Ни женщины, ни мужчины — люди. Универсальность — вот это что. Можно также отметить определенный религиозный подъем, не выходящий за светские рамки: складки и белый цвет напоминают о святости, чистоте и сообщают одежде женщин величественность, которая свойственна одеяниям профессионалов в области права и религии. То есть это платье, но не совсем женское… Но еще поражает то, что на рисунке скрыто сексуализированное тело; это понятная реакция во времена, когда на публичных афишах так часто встречаются соблазнительные «маленькие женщины». На этих парижских афишах рекламируются разные зрелища, в частности только что изобретенный streap-tease{505}
, а также другие приманки нарождающейся потребительской культуры. В Париже процветает сексуальная торговля. Вот в таких условиях ведут свой крестовый поход многочисленные феминистские активистки на рубеже веков.Непримиримые или умеренные, феминистки поколения Юбертины Оклер играют определенную роль в процессе маскулинизации женского облика. Дальше всего в осуществлении этого проекта заходит Мадлен Пельтье, которая рассматривает возможность омужествления женщин{506}
.На краю тротуара, прислонившись спиной к кирпичной стене, — на какой это улице было? — со своей тросточкой, шляпой-котелком, в плохо сидящем костюме, словно немного располневший и немного грустный Чарли — вот Мадлен Пельтье. На первый взгляд, из-за усвоенных нами против желания стереотипов женственности и красоты она вызывает больше любопытства, чем симпатии. Это загадочная фигура, покрытая таким густым мраком{507}
.