Политическая история Первой мировой

Тот же Тэратани – в отличие от многих нынешних российских расстриг с учёными степенями по «марксистской истории» – признаёт, что к концу тридцатых годов сталинский СССР ставил во главу угла себя, а не химеры Троцкого. Да ведь и Ленин, скажем в скобках, в своих последних работах тревожился о том, как нам «организовать соревнование», как «реорганизовать Рабкрин», а не о том, как разжечь «мировой пожар».

То есть большевизм Сталина имел всё более явно выраженный государственный и даже, я бы сказал, национальный характер. Только национальная окраска тут была не чисто русская, а новая – советская.

Над тезисом о «советском народе» как о новой исторической общности людей сейчас смеются. Но мысль о том, что в начале XX века в России начал'a складываться новая нация – российская, высказывал уже генерал Деникин в «Записках русского офицера», изданных до Первой мировой войны. В СССР эта тенденция, тонко подмеченная Антоном Ивановичем, лишь развивалась и укреплялась. И большевизм сталинской формации всё чаще ставил интересы новой советско-российской нации превыше всего. При этом интересы советского народа не конфликтовали с интересами остальных народов мира, а находились на передовом рубеже подлинных, то есть созидательных и справедливых, интересов человечества.

Германский же нацизм превыше всего ставил интересы немецкой нации и только немецкой нации. Взгляд высокомерный и неконструктивный, чего уж тут отрицать! Однако высшие интересы обеих наций – и советско-российской, и германской – заключались в обеспечении взаимной дружбы и сотрудничества, у которых были и естественная экономическая основа, и глубокие исторические корни. И вот на почве общности национальных интересов СССР и Германия совсем не обязательно должны были сойтись в рукопашной.

ПРОФЕССОР Тэратани не ошибался так уж серьёзно: нацизм и большевизм как идеологии действительно были генетически глубоко чужды друг другу, вплоть до прямого антагонизма.

Но это не означало, что такими же генетическими врагами были нацистский Третий рейх, как государство германского народа, и социалистический Советский Союз, как государство советского народа. Два государства, Германское и Российское, исторически и геополитически изначально врагами не были. В системном смысле Германия и Россия были призваны не уничтожать, а дополнять друг друга. И тем не менее они за короткий исторический период дважды вели жестокие войны.

В чём дело?

Почему?

Напомню, что вначале меня заинтересовали обстоятельства и истоки формирования конфликта «Германия – СССР». Но, подробно рассматривая их, я вынужден был опускаться по временн'oй шкале вглубь времён, ибо там отыскивались истоки: от начала тридцатых годов – к послеверсальской Веймарской Германии и полутроцкистскому СССР начала двадцатых годов, затем – к Версальскому миру, Первой мировой войне и – к её предыстории.

Не поняв, как стравливали два народа, в сути Первой мировой войны толком ничего понять нельзя. И лишь после того, как предыстория, история и послеистория той старой Войны легла на бумагу, я понял, что нерв ситуации я нащупал верно.

Надеюсь, по прочтении книги читатель со мной согласится.

Основная её идея ясна: Первую мировую войну (как и Вторую мировую войну) задумало и обеспечило Мировое Золото. Властвующие эксплуататорские элиты мира – не просто основная, но единственная причина обеих великих войн XX века. При этом, погружаясь в давно отшумевшие, а всё ещё не устаревшие страсти, я раз за разом приходил к мысли об искусственности участия дореволюционной России в войне западного мира с Германией.

Не должны мы были с ней воевать… Ни к чему это было нам с любой точки зрения, если, конечно, иметь в виду точку зрения друга России, а не её недоброжелателя.

Исследуя проблему «германцы – русские славяне», можно было бы добраться до времён поздней Римской империи и даже более древних – ведических, арийских. И, идя мысленно по этому пути, далеко не богатом взаимными конфликтами, можно вспомнить, что Ливонскую, например, войну Иван Грозный вёл не с немцами, а со шведами, что на Грюнвальдском поле смоленские полки были в силу того, что смоленские земли находились тогда под властью Литвы, что Александр Невский получил своё прозвище за невскую победу 1240 года не над немецкими «псами-рыцарями», а над шведским войском во главе с родственником шведского короля Биргером.

Да и Ледовое побоище, хотя и произошло через два года в столкновении с Тевтонским орденом, было не чисто двусторонним конфликтом. Орденские войска (даром что орден называли также Немецким) были фактически интернациональными (немцы, датчане, рыцари-добровольцы из других европейских стран, чудь-эсты).