Политическая история Первой мировой

Бенито Муссолини – тогда ещё социалист, пацифист и редактор органа социалистов «Аванти» – понимал расстановку сил лучше многих… И в день Сараевского убийства он сказал коллеге-журналисту Мишелю Кампана: «Ситуация ясна. Центральные державы, атакуя Сербию, нападают таким образом на Англию и Францию. Всеобщий конфликт неизбежен».

Как видим, Муссолини, умный перспективный политик, Россию как фактор конфликта даже не упомянул.

Задумывали войну в Вашингтоне, Нью-Йорке, Лондоне и Париже. А вот техническую реализацию чужих руководящих идей можно было доверить и Санкт-Петербургу с биржевым «Нью-Бердичевым» на пару.

Что касается Берлина, то Берлин, повторю, желал не войны как таковой, он желал «места под солнцем».

Если бы старые колониальные державы потеснились бы в колониях в пользу Германии, если бы Россия, вместо того чтобы готовить себя к войне с Германией, активно с ней сотрудничала в налаживании экономического сосуществования, то Вильгельм и Капитал Германии вполне могли предпочесть войне такое мирное развитие ситуации, когда роль Германии в мире обоснованно возрастала бы в условиях мира.

УЗНАТЬ то, кто и как организовал убийство эрцгерцога и что этому сопутствовало, было бы, конечно, интересно. Однако интереснее понять, почему местом совершения акта, ставшего поводом к войне, были избраны именно Балканы? Ответ, впрочем, очевиден: чтобы непременно втянуть в войну Россию, для которой Балканы (и только Балканы) стали единственной «болевой» точкой в Европе.

Ясно и то, кому было нужно подключение России к европейской войне, однако не мешает остановиться на ряде моментов ещё раз…

С одной стороны, Сербия сама по себе была не прочь вовлечь Россию в свои проблемы, однако объяснить произошедший «сараевский» разворот событий просто расчётом сербов на помощь России в конфликте с Австрией не получается. И уж тем более во втягивании России в войну нельзя обвинить кайзера и Германию.

Да, начальник австро-венгерского Генерального штаба Конрад считал, что немцы призваны насадить культуру среди славян (Мольтке-младший говорил, впрочем, о будущей борьбе германизма и славянства как о борьбе двух культур). Но даже компетентные в военном деле генералы далеко не всегда разбираются в политике и уж тем более в экономике. А экономика объективно обеспечивала дружественные русско-германские отношения.

Да, основополагающий германский план начальника германского генштаба Шлиффена (умершего в 1913 году) предполагал ударить по Франции лишь в первую очередь, а после её разгрома перейти к России.

Однако основой плана Шлиффена были обходные движения – своего рода «стратегические Канны»… В Европе так реально и получилось: немцы вошли во Францию в обход – через Бельгию.

А вот в России ход конём немцам делать было просто негде, тем более что до собственно России немцам надо было пройти русскую Польшу.

Поэтому Шлиффен отнюдь не намеревался наносить по России решительный удар. Он был уверен, что поражение Франции образумит царизм и всё ограничится военной демонстрацией. Соответственно, руководящий германский меморандум имел название: «Война против Франции».

Для того чтобы сама обстановка вынудила немцев дописать в это название «… и России», прозвучали сараевские выстрелы. Только придав противостоянию с австро-германским блоком «общеславянский» смысл, можно было спровоцировать Николая на войну с Германией и рассчитывать на широкое одобрение в России такой войны.

Вспоминая же совет: «Ищи, кому выгодно», истоки покушения в Сараево мы отыщем не в Берлине, Вене, Белграде и Петербурге… Во всех этих столицах имелись активные сторонники войны, но все они, так или иначе, были в конечном счёте вольными или невольными марионетками в руках тех кукловодов, которые дёргали за ниточки, сидя в офисах Америки и Лондона. Причём дёргали не только «элиту», дёргали и народные массы, ибо, не оглупив их, нельзя было обеспечить успех антинародным замыслам.

Великий князь Александр Михайлович, дядя последнего русского императора, в своих мемуарах, опубликованных в 1932 году в Париже, писал: «Ни один из сотни миллионов европейцев того времени не желал войны. Коллективно все они были способны линчевать того, кто осмелился бы в эти ответственные дни проповедовать умеренность. За попытку напомнить об ужасах грядущей войны они убили Жореса в Париже и бросили в тюрьму Либкнехта в Берлине»…

Жан Жорес действительно был убит толпой, о чём ещё будет сказано. Но ведь эту толпу надо было умело взвинтить! Да и не все европейцы, даже вне толпы, индивидуально, «не желали войны»… Сам же Александр Михайлович и напоминал, что жена английского премьера леди Асквит в ответ на свой вопрос Черчиллю: «Что же, Уинстон, это мир?» – получила весёлый ответ: «Нет, война». При этом, по свидетельству леди Асквит, глаза у улыбающегося Черчилля блестели…

Ещё бы! Это ведь была и его война, которую готовил и которой желал и он…

И только ли он один?!