Политическая история Первой мировой

В странах Антанты особой заблаговременной экономической подготовки не проводили. Не потому, что не собирались воевать, а по другим совершенно причинам.

В России, скажем, всё объяснялось гнилостью и некомпетентностью высшего руководства.

В Англии же и Франции причина была, напротив, в осведомлённости. Тем, кто планировал близкие сверхприбыли на военной дороговизне, было ни к чему накапливать запасы по дешёвым довоенным ценам. Ведь их могли с началом войны и реквизировать. Было проще выждать и закупать во время войны, «исполняя патриотический долг». А недостатка в сырье с началом войны ни Англия, ни Франция не испытывали, за исключением короткого периода после объявления Германией неограниченной подводной войны в начале 1917 года.

Этот вид войны на морских коммуникациях мог и впрямь создавать проблемы с поставками из колоний, из Америки – Северной и Южной, из нейтральных стран. И создавал… Но подводные лодки стали грозой морей не сразу. А всего ведь заранее не предусмотришь.

В общих же чертах Большой Капитал заранее знал: война будет долгой, потому что руководить ей будет он. И, как из любого выгодного предприятия, прибыль тут надо было получать до тех пор, пока её не начнут перевешивать возможные убытки в виде восстаний уставших народов.

В минуты горькой откровенности с самим собой это понимали и такие противоречивые фигуры как, например, Эдуард Эррио. В отличие от своего коллеги по партии радикалов Кайо, он – эрудит, знаток литературы, ценитель музыки – не был человеком банков и «двухсот семейств», хотя служил всю жизнь этой Франции. Так вот, Эррио написал: «Во Франции и в других странах держатели ценных бумаг, банкиры, стояли над политическими деятелями, они были подлинными хозяевами Франции, незримыми, но вездесущими»…

Не успели во французском министерстве иностранных дел на Кэ д`Орсэ вчитаться в слова немецкой ноты, как тем же вечером 3 августа 1914 года в обстановке строгой секретности французское правительство попросило «Де Ротшильд Фрэр» занять сто миллионов долларов у Соединённых Штатов.

Золотой конвейер двинулся…

Роль доверенного кредитора за океаном взял на себя Морган заодно с обязанностями представителя французского правительства в военной торговле между Францией и США. Но и парижские Ротшильды своё получили: американские займы шли формально на их банк, а уж потом – в казну. Комиссионные же – только Ротшильдам. Их контора на рю Лафит начала перекачивать и английские деньги после того, как лондонские Ротшильды выпустили в Англии облигации французского займа.

Попутно ротшильдовская «Ле никель» продавала металл, добытый во французской Новой Каледонии, германским оружейным заводам.

Впрочем, патриотизм банкирских баронов был вне сомнений. Эдуард Ротшильд писал из Парижа британской родне: «Наш долг, как патриотов, предоставить в распоряжение правительства всё, чем мы располагаем. Объединившись с вашим народом на поле боя, мы должны объединить и наши кошельки».

Порыв тут был воистину трогательный: английские и французские солдаты в окопах обменивались вшами, а их более удачливые «соотечественники» – акциями. При этом Эдуард оказался настолько патриотично дальновиден, что «отдавая всё» французской «родине», он сверх этого одновременно вкладывал крупные средства в акции Нью-Йоркской железной дороги и новых линий нью-йоркского же метро.

А когда в 1917 году за своей долей окопных вшей отправились в Европу экспедиционные силы США, Эдуард был готов объединить свой кошелёк с кошельком и этого «нового» союзника, участвуя в военном займе казначейства Соединённых Штатов.

ГЕНЕРАЛ Мольтке в 1910 году говорил бельгийскому военному атташе в Берлине майору Мелотту: «Что касается Англии, то германский флот создан не для того, чтобы прятаться в гаванях. Он пойдёт в наступление и, возможно, будет разбит. Германия потеряет свои корабли, но Англия утратит своё господство на морях, которое перейдёт к Соединённым Штатам. Только они окажутся победителями в европейской войне. Англия это знает и, вероятно, останется нейтральной».

Мольтке родился и был воспитан в стране, где на чужих дядей не оглядывались, и поэтому он не мог представить себе, что в могучей Англии немалая часть элиты ориентируется на интересы не своей родины, а на интересы того Золотого Интернационала, который как раз и вёл дело к будущему господству Америки. Поэтому Мольтке не предполагал, что Британия пойдёт на уничтожение мощи Германии, заплатив за это собственной мощью в угоду дяде Сэму…