Политическая наука. 2017. Спецвыпуск

Интересно, что кризис демократии констатируется и с другого полюса общественной системы – представителями международных финансовых институтов. В этой связи приведем еще одно свидетельство взаимосвязи экономики и политики в их кризисных контекстах. Ранее мы обратили внимание на растущий совокупный долг как ключевую макроэкономическую проблему современного мира. Директор департамента глобальных индикаторов Всемирного банка Аугусто Лопез-Кларос, как и цитируемый выше Петр Дуткевич, экстраполирует ситуацию на внутриполитические процессы, приобретающие антидемократический характер. Он подчеркивает, что уровень госдолга, который наблюдается сейчас в большинстве развитых стран, не только является тяжелым бременем для экономики, но и подрывает принципы демократии. Вне зависимости от того, какая партия приходит к власти, ее действия определены внешней конъюнктурой, необходимостью занимать и перезанимать, искать возможности для (ре)финансирования долга. Политические процессы приобретают предсказуемые экономические императивы. Элиты стремятся удержаться у власти, их действия направлены на удержание финансовой системы от кризиса или дефолта. Долгосрочные стратегические задачи в таких условиях ни ставить, ни реализовать не имеет смысла [Аугусто Лопез-Кларос, 2012]. Добавим, что декларативные программы и долгосрочные стратегии как обязательное сопровождение политического процесса по-прежнему остаются в риторике власти и номенклатурном документообороте. Однако срок их жизни строго ограничивается длиной избирательных циклов. В условиях кризисной неопределенности и устранения подлинной демократии из политической реальности все большее значение приобретает феномен глобального популизма.

Популизм как кризисная псевдоидеология

Протесты по всему политическому спектру, от интернет-пиратства до альтерглобализма, поддержка радикальных движений, антиэлитные настроения по различным вопросам внешней и внутренней политики часто описываются как восход популизма. На это собирательное псевдоидеологическое понятие возлагают ответственность за «Брексит», поражение мультикультурализма, «феномен Трампа» и деструкцию западного социально-политического поля в целом. Между тем политическая история XX в. знает примеры государственного «популизма сверху», как идеологии, сконструированной новыми автократическими элитами, получившими власть. Наиболее известна Программа турецкой республиканской народной партии Мустафы Кемаля (Ататюрка), в которую в 1923 г. популизм был включен как один из шести фундаментальных политических принципов, наряду с республиканизмом, этатизмом, секуляризмом, национализмом и революционаризмом [Политическая энциклопедия, с. 230].

Представляется верной точка зрения, согласно которой современный популизм можно рассматривать как следствие кризиса традиционных идеологий, в частности неолиберализма. Более того, сегодня ряд исследователей выводят популизм из маргинального поля на магистральные направления современной политики. При этом именно постдемократия, отождествляемая с эрозией партий и медиатизацией политики, придает популизму его новый облик и скоростную динамику [Глухова, 2017, с. 53; The Media and Neo-Populism… 2003]. Исследователи справедливо отмечают, что на коммуникативно-вербальном уровне популизм своим успехом обязан демагогии как форме политического языка, не отличающейся на слух обывателя от демократического языка свободной агоры. Заметим, что важная характеристика демагогии состоит в том, что она превозносит мнение большинства, чтобы непосредственно перевести интересы победителей в закон, не тратя время на опосредование и компромиссы [Глухова, 2017, с. 51].

С определенной долей социально-политического обобщения популизм можно описать как псевдоидеологию, разделяющую общества на две антагонистические группы – «простой народ» и «коррумпированные элиты», напрочь забывшие о том, что политика должна выражать «генеральную волю» выбравшего их населения [Mudde, 2016, p. 24–25]. Напрашивается и другое определение, характеризующее популизм как феномен, сопровождающий кризис глобализации и демонстрирующий недоверие к элитам, утратившим чувство функционального и морального равновесия между государственной и транснациональной политикой.

Популизм стал удобной точкой зрения для людей, критически настроенных по отношению к абстрактным концепциям вроде посткапитализма и постдемократии. Он претендует, прежде всего, на способность идентифицировать волю народа (как первоисточника суверенитета), очищенную от закрытых элитарных махинаций и пропагандистских ухищрений. Популистские движения консолидируют электорат под лозунгами возвращения «исторической судьбы» и «былого величия» того или иного народа.