Эксперты констатируют, что взаимодействие бизнеса и бюрократии происходит в основном по линии распределения и перераспределения собственности [Перегудов, 2007], а переход от одной фазы перераспределения собственности к другой ведет к изменению не только характера взаимодействия «игроков», но и их состава. Любопытно, что оценка экспертами данного процесса заставляет вспомнить позицию американских элитистов второй половины ХХ в., которые, в противовес плюралистам, настаивали на характеристике современной власти как единого конгломерата, объединяющего представителей бизнеса и политического истеблишмента. Сегодня С.П. Перегудов пишет: «Большой бизнес и госуправленческие кадры сплачиваются, а где-то и сливаются воедино, образуя тот самый «правящий класс», который вершит делами страны как бы от имени всего общества», тогда как общество обнаруживает себя отстраненным от каких бы то ни было управленческих функций. Даже организации гражданского общества, формально вовлеченные в систему государственных учреждений, реального участия в политическом управлении не принимают [Перегудов, 2008].
Вышесказанное дает основания экспертам квалифицировать преобладающие ныне тенденции как государственный корпоративизм, суть которого – во встраивании крупного бизнеса (не только государственного, но и частного) в вертикаль власти. Впрочем, эксперты неоднозначно характеризуют государственный корпоративизм и как концепцию, и как общественно-политическую практику, поскольку он оказывает в некоторых случаях весьма позитивное воздействие на национальное развитие. В частности, позитивный эффект данного феномена наблюдался в 70-е годы прошлого века в Южной Корее, где и государство, и крупный бизнес были нацелены на поступательный качественный рост экономики и превращение страны в современное, промышленно развитое государство. Наиболее существенные изъяны данной системы эксперты усматривают в ее неустойчивости вследствие слабости ее институциональных оснований.
В ряде публикаций получили освещение относительно новые тенденции в эволюции отношений бизнеса, власти и общества. В том числе это формирование новых стратегий бизнеса во взаимодействии с обществом и властью в целях повышения собственной репутации как ответственного «корпоративного гражданина» [Перегудов, Семененко, 2006].
Особенностью аналитического подхода А.Ю. Зудина является совмещение институциональных характеристик российских элит и параметров постсоветских политических режимов. А.Ю. Зудину принадлежит получившая широкое распространение характеристика трансформации политического режима России в начале 2000-х годов как перехода от полицентрического режима к моноцентрическому. В последних работах А.Ю. Зудин, опираясь на разработанную Дж. Хигли типологию элит, представил анализ эволюции федеральной политической и бизнес-элит [Зудин, 2008]. Сильной стороной исследований А.Ю. Зудина следует считать также использование сценарного подхода [Зудин, 2007].
Важным сюжетом в исследовании внутриэлитных отношений стало изучение оснований внутриэлитной консолидации. Исследования показали, что несмотря на разнообразие данных оснований наиболее значимым принципом выступают клановые отношения, что определило повышенный интерес к изучению клановых образований на федеральном и региональном уровне. Оживленная дискуссия в литературе показала, что несмотря на относительную слабость собственно родственных и семейных отношений в рамках российских элитных кланов (составляющих существо клановых отношений) именно концепт клана является наиболее адекватным для характеристики российских элитных групп. Произошедшие на протяжении последнего десятилетия в структуре российской элиты изменения определяются переходом от системы «разделения кланов» (ставшей суррогатом разделения властей) к модели вертикали власти и встроенности разнообразных кланов в систему вертикали власти.
Изучение технологий внутриэлитных отношений в России показало, что наиболее устойчивой формой этих отношений были конфликты, разделявшие даже идеологических единомышленников и обретавшие порой более значительный масштаб, чем даже конфликты по линии элиты-массы. Не случайно метафора одной из знаковых публикаций 1990-х годов о российской элите – «террариум единомышленников» – не только почти мгновенной стала общепринятой, но широко используется и сегодня [Гаман-Голутвина, 2009].
Несомненно, в целом баланс достижений отечественной элитологии и ее проблем склоняется в пользу первых, причем с ощутимым перевесом. Можно констатировать формирование отечественной школы элитологии, обретшей к настоящему времени статус самостоятельного направления. Совокупность значительного числа работ представляет довольно подробный портрет высшего эшелона российского общества. При этом, несмотря на существенное разнообразие используемых методологических подходов и методов, на наш взгляд, можно говорить о консенсусе исследователей по ключевым вопросам (понятийный аппарат и др.).