Политическая наука №3 / 2016. Политическая семиотика

Для семиотики важно преодоление разрыва между пока все еще крайне приблизительными и, можно сказать, контурными разработками общей или «чистой», по Моррису, семиотики и целым облаком более или менее развитых семиологий разного рода, укорененных в изучении кино, геральдической символики, расовой дискриминации, идеологических манипуляций и т.п. Пока же ситуация остается крайне плачевной. Чем сильнее углубляются специализированные семиологии, тем активнее они стремятся выработать свой уникальный инструментарий и даже особый язык, которые становятся все более закрытыми и герметичными. При этом импортируемые исследовательские техники, как правило, некритически заимствуются из репертуара весьма укорененных в предметности субдисциплин. А это делает соответствующие наборы плохо интегрированных исследовательских методик крайне ненадежными и зависимыми не столько от исследовательских процедур, сколько от индивидуального искусства того или иного исследователя.

В случае с многочисленными и очень сильно отличающимися друг от друга версиями так называемого политического дискурс-анализа приходится иметь дело не просто с радикально различными и порой несовместимыми версиями анализа. Они, пожалуй, составляют меньшую часть доступных в литературе опытов изучения политических текстов или эпизодов политики. Большую часть составляют либо чистые синтетические интерпретации, либо их смешение с аналитическими процедурами. Как чистая аналитика, так и чистые интерпретации сами по себе зачастую недостаточны для проведения полноценного исследования. Приходится переходить от аналитических к интерпретационным процедурам и обратно в рамках составного, пошагового исследовательского дизайна или использовать иные способы их смешения. Однако каждое такое конкретное исследование не может выдавать сиюмоментный и случайный пример (casus) технических ухищрений за полноценную методологию.

Тем более нельзя методологически полагаться ни на какие образцы постмодернистских или постструктуралистских интерпретаций, даже сдобренных добротными аналитическими ухищрениями. Они в принципе отвергают саму возможность последовательной методологии, акцентируя как раз произвольные отклонения от нее. Да и лучшие, порой блестящие примеры подобных опытов в исполнении, например, Джудит Батлер [Butler, 1997], Жана Бодрийяра [Бодрийяр, 1999] или Жака Деррида [Деррида, 2000] остаются в конечном счете скорее актами искусства, перформанса, чем науки. Их методология в принципе не поддается ни воспроизведению, ни передаче, ни тем более критической проверке.

Какой урок из этого можно извлечь с точки зрения формирования политической семиотики в рамках общего семиотического органона? Очень важный. Уникальные опыты изучения текстов или эпизодов политики, игнорирующие методологическую проблематику общей семиотики, обречены ни изолированное, герметичное существование. Их значимость для построения общей семиотики крайне ограничена. Она по большей части негативная, демонстрирующая дефицит или порой отсутствие методологической составляющей. Надеяться на обобщение и индуктивное наращивание семиотического органона, отталкиваясь от разрозненных и случайных опытов, наивно и даже опасно.

Куда реалистичнее использовать более или менее последовательные опыты критического анализа дискурсов или их методологически заточенного ядра. Тут происходит формирование вполне прагматического инструментария, а то и отчетливого набора исследовательских методик, которые могут быть интегрированы в единый методологический комплекс политической семиотики.

Однако наиболее действенным и убедительным подходом является выстраивание семиотического органона сверху. На практике это означает, что уже достаточно заметному и расширяющемуся кругу коллег, пытающихся практиковать анализ политических дискурсов, необходимо пройти школу освоения основ семиотики хотя бы моррисовской версии. Разумеется, это будет не более чем ликбезом. Одновременно уже от методологически ориентированных семиотиков требуется расширить и насытить содержательное поле общей семиотики за счет реинтеграции в него как достижений неосвоенной классики (Ч. Пирс [Peirce, 1982], В. Уэлби [Welby, 1985] и др.), так и альтернативных методологических подходов (К. Бюлер [Бюлер, 1993], Я. Икскюль [Uexkull, 1982], А. Греймас [Greimas, Court'e, 1979] и др.).