Политическая наука №4 / 2014. Массовый фактор в современной политике

В дебатах о власти, о господстве / подчинении и возможном освобождении ключевой стала тема (как целеполагающая, так и инструменталистская) о праве угнетенных на автономию, субъектность, идентичность, наконец, на гражданское и политическое представительство. При этом она оказалась тесно переплетенной с идеей гражданского разнообразия, или множества, связанного не с «онтологией», а с многообразием социальных отношений и конфликтов в современном обществе. Тему вбросили в дебаты представительницы женского «черного» движения, взбунтовавшиеся в процессе реализации идеи «эмпауэрмент» на практике против «гегемонии» белых образованных женщин и их «ограниченного понимания задач женского движения». Наиболее полно эту позицию выразила исследовательница белл хукс18 в ставшей широко известной книге «Феминистская теория: от края к центру». Исследовательница настаивала в ней на том, что целью стратегии «эмпауэрмент» в женском движении должно быть не просто социальное равенство женщин и мужчин, а «искоренение культурного базиса и причин сексизма, равно как и других форм группового угнетения» [Хукс, 2000, c. 253].

Тема социального разнообразия, множества, оказалась крайне востребованной в рамках стратегии «эмпауэрмент». Характерно размышление на эту тему политолога Н. Фрейжер, которая доказывала, что «борьбу групп, сплотившихся под знаменами национальности, этничности, расы, гендера и сексуальности, питают требования “признать различие” с точки зрения социального равенства… классовый интерес как основное средство политического сплочения заменяется групповой идентичностью, а эксплуатация как фундаментальная несправедливость – культурным доминированием» [Фрейжер, 2001, c. 258]. Философ Дж. Скотт, в свою очередь, так подводила итог этим теоретическим поискам: «Современные теории не предполагают фиксированных отношений между сущностями, а трактуют их как изменчивые эффекты временной, культурной или исторической специфики, динамики власти… Ни индивидуальная, ни коллективная идентичность не существует без другого; включенности не существует без исключенности, универсального – без отвергнутого частного, не существует нейтральности, которая не отдавала бы предпочтение ни одной из точек зрения, за которыми стоят чьи-то интересы, власть играет существенную роль в любых человеческих отношениях… Для нас различия – это факт человеческого существования, инструмент власти, аналитический инструмент» [Скотт, 2004, c. 11, 25].

Толкование «различий» в идентичности, субъектности не как маргинальности, исключения из культуры, не как отклонения от нормы, а как некоей ценности, резко расширяло границы применения стратегии «эмпауэрмент». Ведь в этой парадигме «другой» (другая субъектность) получал свой полновесный статус, за «другим» признавалось право на полноценное существование и гражданские, политические полномочия. Этот подход утверждал многоликость, пестроту социального пространства, которое держится в напряжении не одним центральным конфликтом, не одним противоречием – классовым, расовым или национальным, а множеством разных конфликтов, разных противоречий, по-разному и разрешаемых. Это был кульминационный момент в развитии концепта «эмпауэрмент» в русле радикальной социальной критики.

В 1980–1990-е годы идею «эмпауэрмента» перехватили другие политические и социальные игроки – от реформаторов, воплощавших ее в проекты развития массового самоуправления на низовом уровне, до менеджеров Всемирного банка, а также – экспертов ООН, озадаченных проблемой массовой бедности и пытавшихся на основе этой идеи выстроить технологии обретения самостоятельности социально уязвимыми слоями населения за счет «микрофинансирования», предоставления различных грантов, включения во всевозможные социальные «программы развития» [Lord, Hutchison, 2004, p. 22]. В то же время под напором женского движения гендерные вопросы были включены в международную политику и заставили пересмотреть ее приоритеты и ориентиры [Роденберг, Вихтерих, 2013].

В тех или иных видах стратегия «эмпауэрмент» была распространена в самых разных регионах – от Южной Америки до Африки и Юго-Восточной Азии. Какие-то реформаторские опыты были успешными, а какие-то сопровождались содержательным выхолащиванием концепта «эмпауэрмент» – вместо «обретения возможностей» «реципиенты» втягивались либо в опыты «самоуправления бедных», либо в «самоэксплуатацию» [Regmi, 2011]. Но это не повлияло на популярность самой идеи.