Политическая цензура в СССР. 1917-1991 гг.

Появились так называемые «невозвращенцы». Одним из первых, попросивших политического убежища во время своей зарубежной поездки, был А. Кузнецов, известный широкой аудитории читателей по таким романам, как «Продолжение легенды», «Бабий Яр», «Огонь». В своем интервью, опубликованном 1 сентября 1969 г. в западногерманском журнале «Дер Шпигель» Кузнецов заявил, что все его произведения были подвергнуты цензуре, «целые главы были вычеркнуты, ход мыслей был изменен». Вот как была представлена система политической цензуры А. Кузнецовым: «Это очень сложная система. Редактор подчиняется Главлиту, т. е. цензуре. Цензура подчинена идеологическому отделу партии. КГБ следит за лояльностью. Цензура получает указания от Центрального Комитета. Она должна следить за охраной государственных тайн в печати и у нее есть право вмешиваться в вопросы искусства. Редакторы и лекторы хорошо знакомы с работой цензуры – по опыту: если цензура несколько раз делает выговор то за одни промахи, то за другие, то становится ясно, что можно писать, что нельзя. Изменение литературных текстов производит издательский редактор журнала. Они говорят мне или автору: “Это хорошо, но цензура этого не пропустит”.

И сколько раз я просил: покажите мне этого человека, познакомьте меня с теми, кто это не пропускает, и я докажу, что это можно пропустить. Но мне этого никто не разрешал. Эти личности за кулисами, их никто не видит. Это какие-то мифические фигуры». По поводу впервые обнародованных в «Бабьем Яре» фактах о разрушении Крещатика в Киеве и роли чекистов в этих событиях А. Кузнецов пояснил: «Цензура в Москве не поняла, что это значит. Если бы роман был опубликован в Киеве, то цензура бы его не пропустила. После опубликования романа в Москве от ЦК Украины пришло большое письмо, основным содержанием которого было – что вы там натворили?» Общую ситуацию в СССР он определил правдиво и жестко: КГБ является истинным хозяином страны, в том числе и судеб творческой интеллигенции. А в Союзе писателей во главе стоит Константин Федин, ему подчиняются секретари, и главным из них является Константин Воронков из КГБ, который отвечает за идеологические вопросы и ведает личными делами писателей[845].

Диктат Главлита вызывал протест не только в среде ярых оппозиционеров и реформаторов социализма, но и у вполне респектабельных и благополучных, обласканных властью представителей интеллигенции. Таким неожиданным для многих явились выступления К.М. Симонова во время его зарубежных командировок, о которых в стране стало известно из иностранной прессы. Эту прессу, в свою очередь, просматривал и анализировал Главлит (справка в ЦК от 29 апреля 1971, г.). Разумеется, были и иные источники информации о поведении наших граждан во время пребывания за границей. В этих сообщениях утверждалось, что Симонов в Западном Берлине 22 апреля сделал заявление в защиту Солженицына, а также осудил действия советской цензуры, которая не допустила опубликование одного из произведений Симонова. Газета «Нюренберг нахрихтен» за 24-25 апреля 1971 г., в статье под заголовком «Советский писатель о цензуре», писала: «…Симонов высказал сомнение по поводу того, что исключение Солженицына из Союза писателей является “лучшей воспитательной мерой”. Во всех сообщениях приводятся его слова: “Я не намерен скрывать, что у нас существует цензура, и было бы странным, если бы я, как писатель, сказал, что люблю ее. Однако она нужна. Она была введена Лениным на трех условиях: не допускать к печати ни контрреволюционной, ни мистической, ни порнографической литературы. Тогда, когда цензура выходит из рамок этого ограничения, она мне совсем не по душе”».

В передаче радиостанции «Немецкая волна» утверждалось: «В том же, что касается его собственного, забракованного цензурой произведения, Симонов придерживается того мнения, что он мог бы способствовать его пересылке на Запад, как это в свое время случилось с романами Солженицына «Раковый корпус» и «В круге первом», однако он знает, что и его произведение было бы использовано на Западе против Советского Союза».