Политическая власть

Иррациональный характер политической власти, ее непостижимое духовное влияние на индивидов дали даже повод некоторым экстравагантным исследователям полагать, будто она действует своего рода гипнозом[60]. Им вполне резонно возражали: «Государство сильно и достойно не тогда, когда власть влачит население к правопорядку против его воли, навязывая народу патриотическую солидарность посредством страха и казней, но тогда, когда в самом народе живет дух государственного патриотизма и политического добровольчества»[61].

А потому господство закона, при помощи которого политическая власть обычно обеспечивает права и интересы граждан, может совпасть с волей законодателя только при полном согласии ее с доминирующими в обществе нравственными и юридическими понятиями. В противном случае она не может не испытать сопротивления со стороны подвластных и получить полного, безусловного господства над ними[62].

Граждане государства повинуются носителю высшей политической власти потому, что сознают в его требованиях голос и силу высшего авторитета, который витает над ними и который «есть продукт сложения их же собственных настроений»[63]. Можно сказать, что в известной степени политическая власть в государстве являет собой сложения многих частных воль и устремлений. Или, выражаясь иначе, верховная власть и в самом деле представляет собой результат отказа от той гипотетической физической вседозволенности, которую нередко почему-то именуют «свободой».

С течением времени, как учит история, власть в организованном сообществе становится обязательной и в известной степени неустранимой для всех граждан. Но и в последующие годы живое, активное участие в политической жизни возможно широкого круга лиц усиливает государственное самосознание народа и делает это единство более крепким и надежным[64].

Как видим, благосостояние государства зависит не от наличия законов (те нередко бывают несовершенными или вообще деспотическими), не от силы принуждения (она, как раз, является признаком государственного упадка, общественно-политического кризиса), а от того, насколько носители верховной власти солидарны со своими гражданами, и каким духом эта солидарность питается.

VI

И все же нерешенным остается очень важный вопрос. Как следует из предыдущего изложения, политическая власть ни индивидом, ни обществом, ни государством не создается. Да, все они пребывают в ней, однако власть приходит в государство извне. Потому, к слову сказать, хоть и принято именовать лиц, возглавляющих государство, «верховной властью», отождествляя конкретного человека, властителя, с «властью», но в действительности было бы правильно говорить о нем, как о носителе власти. Власть действует «со стороны» одновременно на волю конкретного человека и всего общества в целом, покрывая их своим невидимым саваном. Как не раз замечалось, власть вообще предшествует обществу, она никак не может быть признана выражением или проявлением нации, поскольку сама нация рождается лишь в результате долгого сосуществования отдельных элементов под одной и той же властью. Власть первородна по отношению к обществу и государству[65].

Получается, что государство существует при посредстве политической власти, но ее саму не образует, как источник. Воля государства имеет место быть, но она не имеет характера единой воли, далеко не ограничивается волеизъявлениями носителей власти и подвластных, всеми ими руководит неизвестная, но ощутимая высшая воля. Политическая власть — это сила, но она вовсе не исчерпывается той совокупностью силовых проявлений, которые исходят от ее носителей. Принуждение со стороны политической власти, подкрепленное силой, существует, но субъектами его воздействия становятся одновременно и подвластные, и сами властители. И, как несложно заметить, это принуждение обусловлено внешними условиями бытия и природными качествами человека. Иными словами, в известной степени детерминировано. Где же здесь в этом случае свобода и воля?!

Однако, как правило, политическая власть настолько представляется для человека естественной, «своей», что индивиды с легкостью признают ее производной от собственной воли. Вероятно, в том числе этим соображением обусловлено сегодняшнее повсеместное торжество идеи, будто источником власти в государстве является народ, он же признается ее сувереном.

Возникает очередной парадокс: с одной стороны, в свете сказанного очевидно, что словосочетание «народная воля», утрачивает здравый смысл. С другой, нельзя отрицать тот факт, что государство и политическая власть — это все же и государственные (общенародные) воля и сила, а также принуждение, исходящее от лица властителей. «Где слово царя, там власть» (Еккл. 8:4).