Это приводит ев. Фому к рассмотрению вопроса об обязательной силе человеческого закона. Обязателен для совести только тот закон, который справедлив; следовательно, надо знать, какие законы должно считать справедливыми и какие нет. Это зависит прежде всего от круга действия закона. Необходимо определить, что закон может предписывать; тогда мы будем знать, чему следует повиноваться. При разрешении этого вопроса, первое, что нужно иметь в виду, есть опять начало цели. Всякое дело должно быть соразмерно со своей целью, а цель закона – общее благо. Поэтому закон должен иметь предметом не отдельные лица, действия и времена, а только общее всем лицам, действиям и временам. С этой точки зрения закон может предписывать все добродетели, ибо нет добродетели, действия которой не требовались бы или не устраивались в виду общего блага (non sint ordinabiles in bonum commune); но он не предписывает всех действий каждой добродетели, а единственно те, которые нужны для общего блага. С другой стороны, закон должен соображаться с состоянием людей, ибо всякое мерило должно быть соразмерно с измеряемым. Несовершенным существам невозможно дать тот же закон, как совершенным; а так как общество людей, для которых издается закон, большей частью состоит из несовершенных, то закон не может воспрещать всех пороков: он запрещает только важнейшие, от которых может воздерживаться большинство людей. К этому присоединяется и то соображение, что хотя закон имеет в виду делать людей добродетельными, однако не вдруг, а постепенно, по мере возможности
46.Таков должен быть характер предписаний человеческого закона. Отсюда можно судить, какие законы следует считать справедливыми. Законы называются справедливыми: 1) по цели, когда они имеют в виду общее благо; 2) по происхождению, когда изданный закон не превышает власти издающего; 3) по фор-
С. 60
ме, когда в виду
общего блага налагаются на подданных тяжести уравнительные. Несправедливость же
закона может быть двоякая: 1) вследствие противоречия с человеческим благом,
когда закон издается для частной пользы законодателя, или превышает данную ему
власть, или, наконец, налагает на подданных неуравнительные тяжести; 2)
вследствие противоречия с божественными установлениями. Законы первого рода
надо считать более насилием, нежели законами; они не обязательны для подданных;
но последним не воспрещается исполнять их для избежания соблазна, что
заставляет иногда человека отступаться от своего права. Законы же второго рода
вовсе не следует исполнять, ибо Богу надо повиноваться более, нежели человеку.
Отправляясь от этих начал, св. Фома толкует текст апостола Павла:
Ограничивая таким
образом обязательную силу положительного закона, ставя ее в зависимость от
субъективного мнения подчиненных, св. Фома, с другой стороны, распространяет ее
на все лица без исключения. От закона не изъяты и праведные; о них говорится,
что закон им не положен, единственно в том смысле, что исполняя его
добровольно, они не подлежат принуждению. Точно так же князь или законодатель
связан законом в своей совести, хотя он не подчиняется принудительной силе, так
как последняя исходит от него самого. Наконец, и духовные лица, для которых
установлен закон Духа Святого, освобождаются от низшего, человеческого закона,
только когда последний противоречит высшему; иначе они самим законом Святого
Духа подчиняются человеческому закону, по словам апостола:
С. 61
Наконец, четвертый вид закона есть закон божественный или откровенный. Он разделяется на ветхозаветный и новозаветный. Первый заключает в себе прежде всего предписания нравственные, обязательная сила которых открывается из самого разума, затем предписания церемониальные и судебные, заимствующие свою силу у положительных определений откровенного закона. Из числа последних одни определяют отношения людей к Богу, другие – отношения их друг к другу. Новый же Завет дан людям главным образом для того, чтобы сообщить им благодать Святого Духа. Для этого нужна вера, действующая посредством любви; с этой целью установлены и таинства. Остальное предоставляется усмотрению властей, светских и духовных.