Политические тайны Второй мировой

Когда правительство возглавлял Э. Даладье, «то он, казалось, олицетворял собою чувство покорности и отчаяния, которое испытывала страна… На страницах газет он всегда казался главным плакальщиком на похоронах своей родины» [119]. Когда кабинет Даладье пал — депутаты осудили его не за то, что он не выполнил обещаний защищать Польшу и не смог организовать фронт антигитлеровской войны, а за то, что он не сумел воспользоваться Советско-финским конфликтом для перерастания его в активную коалиционную войну против Советского Союза с участием на стороне Франции и Англии скандинавских стран и гитлеровской Германии. Мир, на который пошли белофинны в результате поражения, нанесенного им Красной Армией, спутал все карты французских стратегов. Именно это обстоятельство и повергла французскую реакцию в ярость, которая обрушилась на правительство Даладье. Возглавил правительство Поль Рейно, отличавшийся огромным честолюбием и заурядным умом, и более решительно настроенный на недопущение войны с гитлеровской Германией. В своей программной речи он «ни словом не обмолвился о намерениях правительства предпринять хоть какие-либо шаги для организации войны с гитлеровской Германией». Но в то же время, в своем послании английскому правительству, Рейно предлагал начать совместные боевые действия на севере — в скандинавских странах и на юге — со стороны Кавказа с тем, «чтобы парализовать Россию». [120]

Настаивая на высадке англо-французских войск в Скандинавии, французское правительство было уверено, что мир между Финляндией и СССР непрочен и его, при содействии той же Германии, легко можно было взорвать. За предшествующие семь месяцев «странной войны» французское правительство окончательно уверовало, что бездействие обеих сторон может продлиться долго, и оно всячески стремилось перенести войну на Восток, на те земли и территории, которые Гитлер наметил для расширения жизненного пространства Германии в своем программном труде «Моя борьба». И совсем не случайно, что за месяц до нападения Германии на Францию французский кабинет детализирует способы бомбардировок нефтяных промыслов на Кавказе через Турцию и усиливал свою военно-воздушную группировку в Сирии. В качестве объектов бомбардировок намечались города Баку, Батуми, Грозный и Поти. 23 апреля 1940 года, за семнадцать дней до нападения Германии на Францию, вопрос об агрессии против СССР в районе Кавказа был предметом специального обсуждения высшего совета союзников, состоявшегося в Париже. На этом совещании англичане заявили, что вся их авиация задействована в сражении за Норвегию и потому не может быть использована для намеченных операций на Востоке, что вызвало неудовольствие премьер-министра Рейно [121]. Война стояла уже у порога Франции, но ее правящие круги заботило не укрепление обороноспособности собственной страны перед гитлеровской агрессией, а военные провокации против Советского Союза, с помощью которых они надеялись отвести угрозу от себя и навлечь ее на других.

Но Гитлера больше беспокоила Франция, чем Советский Союз, и он сначала решил разделаться с этой страной, к которой он питал откровенную ненависть, вынесенную еще с полей Первой мировой войны. Гитлер не решился нападать на Советский Союз до разгрома западных держав. Он говорил в узком кругу своих приближенных: «Советская Россия — большой кусок Им можно и подавиться» [122]. Уже после успешной польской военной кампании 23 ноября 1939 г. состоялось совещание Гитлера с главнокомандующими отдельных родов войск, на котором он заявил: «Я долго сомневался, не начать ли мне нападение на Восток, а затем уже на Запад… Вынужденно получилось так, что Восток на ближайшее время выпал… У нас имеется договор с Россией. Однако договоры соблюдаются лишь до тех пор, пока… они выгодны». [123]

Все политические деятели Европы знали, что основным объектом завоевательной политики фашистская Германия объявила Советский Союз. Уничтожение Советской России и овладение территориями на Востоке было вожделенной мечтой гитлеровского режима. Но решение этой проблемы зависело от того, как отнесутся Франции и Англии к восточной политике Германии. Можно ли было ожидать, что, например, Франция предоставит Германии полную свободу действий на Востоке? Гитлер отвечал на это отрицательно. Он был убежден, что Россия и Франция имеют взаимные интересы, находятся в «одной лодке» перед лицом германской агрессии, что французские правящие круги никогда не потерпят гегемонии Германии в Европе. [124]