Политический порядок в меняющихся обществах

Сама распространенность военного вмешательства заставляет предполагать, что многие из обычно выдвигаемых объяснений этого феномена недостаточно убедительны. Утверждалось, к примеру, что одним из важных факторов, побуждающих армию вмешиваться в политику, является американская военная помощь. При этом говорят, что такая помощь способствует росту политической независимости армии, наделяет ее большими возможностями и усиливает мотивацию к тому, чтобы выступать против гражданских политических лидеров. В некоторых ситуациях эта аргументация относительно убедительна. Способствуя росту численности и усилению вооруженных сил, программы военной помощи могут способствовать и дальнейшему нарушению равновесия между внутренне и внешне ориентированными институтами политической системы. Однако военную помощь никак нельзя считать единственным или главным фактором вмешательства военных в политику. Большинство стран, где военные перевороты происходили после получения американской военной помощи, переживали их столь же часто и до того, как на них распространилась щедрость Пентагона. Нет убедительных подтверждений тому, что существует корреляция между американской военной помощью и участием военных в политике. Следует сказать, что и противоположная гипотеза не подтверждается: надежды многих людей на то, что склонность военных других стран к вмешательству в политику уменьшится за счет прохождения курсов в Ливенсуорте, индоктринации в духе англо-американской доктрины верховенства гражданских институтов и общения с профессиональным американским офицерством обернулись ничем. Армии, получавшие американскую, советскую, британскую и французскую военную помощь, равно как и армии, не получавшие военной помощи, — все эти армии вмешивались в политику. Военная помощь и военное обучение сами по себе политически нейтральны: они ни усиливают, ни ослабляют склонность армейского офицерства играть роль в политике страны¹.

Столь же бесплодны попытки объяснить вмешательство военных в политику, апеллируя как к главному фактору к внутренней структуре вооруженных сил или к социальному происхождению предпринимающих такое вмешательство офицеров. Морис Яновиц, например, ищет причины военного вмешательства в политику в «характеристиках военного истеблишмента» страны и пытается связать склонность и способность офицеров к вмешательству в политику с «этосом государственной службы», с профессиональной подготовкой, «в которой навыки управления сочетаются с героическим настроем», с их происхождением из рядов среднего класса и низшего среднего и с их внутренней сплоченностью². Существуют данные, подтверждающие эту связь, но существуют и данные, ей противоречащие. Некоторые из военных людей в политике были очевидным образом вдохновлены высокими идеалами государственного служения; другие же с неменьшей очевидностью были движимы личной корыстью. Офицеры с самыми различными квалификационными характеристиками — управленческими, харизматическими, техническими и политическими — встречаются и среди тех, кто вмешивался в политику, и среди тех, кто воздерживался от такого вмешательства. Точно так же и среди офицеров, возглавлявших военные перевороты, встречались выходцы из всех общественных классов. Нельзя утверждать и того, что вооруженные силы, характеризующиеся большей внутренней сплоченностью, в большей мере склонны вмешиваться в политику, чем те, которые менее едины: напротив, вмешательство в политику и расколы в среде военных столь тесно связаны, что между ними практически невозможно проследить причинно-следственные отношения. Саму попытку ответить на вопрос «Какие характеристики военного истеблишмента новой нации способствуют его вмешательству во внутреннюю политику?» следует считать неплодотворной, поскольку важнейшие причины военного вмешательства в политику носят не военный, а политический характер и отражают не социальные и организационные характеристики военного истеблишмента, а политическую и институционную структуру общества.