Политический порядок в меняющихся обществах

Многие из тех, кто предпринял в последнее время попытки определить причины революций, уделяли главное внимание ее социальным и психологическим корням. При этом, соответственно, мало учитывались политические и институционные факторы, от которых зависит вероятность революции. Революции маловероятны в политических системах, в которых существуют возможности распространения власти и расширения границ политической активности внутри системы. Именно это делает маловероятными революции в политических системах современного типа с высоким уровнем институциализации — конституционных или коммунистических, — которые стали таковыми по той простой причине, что в них предусмотрены процедуры инкорпорации новых общественных групп и элит, стремящихся к участию в политической жизни. Великие революции, которые знает история, происходили либо в традиционных монархиях с высоким уровнем централизации (Франция, Китай, Россия), либо при военных диктатурах с недостаточно широкой социальной базой (Мексика, Боливия, Гватемала, Куба), либо при колониальных режимах (Вьетнам, Алжир). Во всех этих политических системах практически отсутствовали какие-либо возможности для более широкого распределения власти и каналы для вхождения новых групп в политику.

Самым, пожалуй, важным и очевидным и в то же время самым пренебрегаемым можно счесть тот факт, что успешные масштабные революции не происходят в демократических политических системах. Это вовсе не значит, что формально демократические системы застрахованы от революций. Это конечно же не так, и олигархическая демократия с ограниченной социальной базой может оказаться столь же неспособной обеспечить расширение границ политической активности, как и олигархическая диктатура с недостаточно широкой социальной базой. Тем не менее отсутствие успешных революций в демократических странах остается поразительным фактом и заставляет сделать вывод, что в среднем демократии имеют больше возможностей для включения новых групп в свои политические системы, чем политические системы, где власть столь же ограничена, но более централизована. Отсутствие успешных революций против коммунистических диктатур указывает на то, что ключевое их отличие от традиционных автократий заключается именно в их способности поглощать новые общественные группы.

Если демократия ведет себя «недемократично» и препятствует росту политической активности, дело вполне может кончиться революцией. На Филиппинах, к примеру, движение крестьян-арендаторов острова Лусон «Хукбалахап» сначала попыталось достичь своих целей путем использования тех возможностей политической активности, которые предоставляет демократическая политическая система. Представители движения участвовали в выборах и избрали нескольких членов филиппинского законодательного собрания. Собрание, однако, не дало возможности этим депутатам занять свои кресла, и в результате лидеры движения вернулись в сельские районы, чтобы начать восстание. Революцию удалось погасить только тогда, когда правительству Филиппин во главе с Магсайсаем удалось подорвать влияние «Хукбалахапа», предоставив крестьянству символические и действительные возможности для самоидентификации с существующими политическими институтами и участия в них.

Для того чтобы революция произошла, нужны не только политические институты, препятствующие росту политической активности, но и общественные группы, добивающиеся возможности участвовать в политической жизни. Теоретически всякий общественный класс, который не был инкорпорирован в состав политической системы, потенциально революционен. Практически всякая группа проходит фазу, короткую или продолжительную, когда уровень ее революционности высок. В некоторой точке развития в группе начинают формироваться устремления, которые побуждают ее предъявлять символические или материальные требования к политической системе. Лидеры группы очень скоро осознают, что для достижения этих целей они должны найти пути к политическому руководству страны и средства участия в функционировании политической системы. Если таковых нет и не ожидается, группа и ее лидеры приходят в состояние фрустрации и отчуждения. Можно предположить, что это состояние может сохраняться в течение неопределенного времени; первоначальные потребности, побудившие группу искать доступа к участию в политической системе, могут сойти на нет, или группа может попытаться навязать системе свои требования путем насилия или других средств, не признаваемых системой законными. В последнем случае либо система адаптируется к ситуации, как-то узаконивает эти средства и таким образом признает необходимость удовлетворить те требования, для удовлетворения которых применялись эти средства, либо же политическая элита пытается подавить деятельность группы и положить конец использованию этих методов. Нет причин считать, что такая попытка обязательно будет безуспешной, если группы внутри политической системы достаточно сильны и едины в своем нежелании допустить новую группу к участию в политической жизни.