Политический сыск, борьба с террором. Будни охранного отделения. Воспоминания

Выяснению дела не помогло даже убийство Казанцева, агента Московского охранного отделения. Его труп был найден в июне 1907 года на одной из окраин Петербурга. Имевшиеся при нем документы устанавливали его личность, а также его несомненную причастность к подготовке нового покушения на Витте. Он привез из Москвы динамит, которым должна была быть заряжена бомба, предназначавшаяся для Витте. В записной книжке Казанцева имелись адреса конспиративных квартир Московского охранного отделения. Не было сомнений, что и динамит получен оттуда же и что все предприятие организовано с ведома начальника этого отделения, полковника Климовича. Все эти данные были мною собраны и препровождены в Департамент полиции, где они и были похоронены. После смерти Лауница Московское охранное отделение стало центром боевых предприятий СРН вообще. В Москве был убит член 2-й Государственной думы Иоллос. Но агенты Москвы раскидывали свою деятельность не только на Петербург и Москву, но и на провинцию. Так, помню, мне пришлось установить, что ими было организовано и убийство депутата Караева в Екатеринославе.

Надо сказать, что в Москве вообще царили особые нравы. Характерен в этом отношении запомнившийся мне эпизод, связанный с покушением на Курлова. Однажды, зимой 1905–1906 года, агент Московского охранного отделения, известная впоследствии Жученко, сообщила своему начальству, что ей поручено революционной организацией доставить бомбу в Минск для покушения на минского губернатора Курлова, и просила дать указания, как ей быть. Начальник отделения полковник Климович и его помощник фон Коттен решили, что бомбу она должна отвезти по назначению, но в таком виде, чтобы она не могла взорваться. Фон Коттен, бывший артиллерист, сам вынул детонатор из бомбы, после чего Жученко отвезла ее в Минск. Неудивительно, что брошенная бомба не взорвалась, хотя попала Курлову, кажется, в голову. Бросивший бомбу революционер был схвачен и повешен. Все эти подробности я слышал впоследствии лично от фон Коттена. Я указал ему на недопустимость таких действий со стороны охранного отделения, но он в ответ только засмеялся…

Смерть Лауница, может быть, замедлила конфликт между Столыпиным и крайними правыми, который постепенно нарастал, но, во всяком случае, она его не приостановила. Особенно обострились отношения в период 2-й Государственной думы. В то время как Столыпин, распуская антигосударственную 2-ю думу, стремился создать на ее месте такую Думу, которая поддержала бы его в работе по преобразованию страны, Союз русского народа под руководством Дубровина стремился вообще к полному уничтожению всяких представительных учреждений в России. Для того чтобы противодействовать Столыпину и добиться своей максимальной цели, Дубровиным, между прочим, была организована особая депутация к Царю во главе с известным впоследствии иеромонахом Илиодором. В эту депутацию входило 10–12 человек, жителей Царицына и прилегающих к нему местностей с Волги. Прибыв в Петербург, они заявились ко мне с рекомендацией от Дубровина. Имя Илиодора мне было знакомо. О нем очень хорошо отзывался Лауниц, считавший его талантливым, патриотическим агитатором. Поэтому я с большим интересом познакомился с ним лично. Он произвел на меня впечатление фанатика, почти нервнобольного человека: худой, кожа да кости, с небольшой реденькой черной бородкой, с блестящими глазами, горячей речью. В разговоре он все время сбивался на тон оратора, пересыпая свою речь цитатами из Священного Писания. Он несомненно должен был импонировать нервным людям, но на спокойного и рассудительного человека он не мог произвести большого впечатления. Меня он старался убедить в том, что игра с Государственной думой опасна, что ее надо уничтожить и твердо держаться старого догмата о божественном происхождении царской власти, ни в чем не отступая от этого принципа. Даже сам Царь, говорил он, не имеет права изменить этот основной закон. Уходя, он должен сдать свое царство таким, каким его получил при вступлении на трон. Именно для этого и приехал Илиодор в Петербург, чтобы добиться аудиенции у Царя и убедить его отклонить все новшества и вернуться к положению, существовавшему до 1905 года. Государственную думу Илиодор ненавидел с бешеной злобой и совершенно серьезно говорил о том, что нужно бросить бомбу в левую часть Государственной думы.

Если в общем Илиодор произвел на меня отрицательное впечатление, то от спутников его я вынес впечатление прямо отталкивающее. Все они, земляки Илиодора, принадлежали буквально, я не преувеличиваю, к оборванцам. Некультурные, малограмотные люди. Так как в столице им негде было жить, а Дубровин просил меня их приютить, я отвел для них несколько свободных камер при охранном отделении и за счет отделения кормил их. Помню, мне было жалко отпустить им рацион в размере, обычно отпускаемом арестованным: для последних брали обед в ресторане по 1 рублю на человека; для членов этой делегации я ассигновал по 30 копеек на харчи.