Политический сыск (Истории, судьбы, версии)

Бенкендорф прекрасно понимал, что центральный аппарат политической полиции в такой стране, как Россия, ничто без местных органов. Кто же будет заниматься политическим сыском, пресечением антигосударственной деятельности, сбором политической информации на огромных просторах империи — от Сибири до Польши, от северных поселений до кавказских аулов? Идея Бенкендорфа была проста и эффектна — жандармы. Те жандармы, которые появились в армии при Павле I, которым во время заграничного похода русских войск в 1815 году главнокомандующий Барклай-де-Толли определил главное занятие: «наблюдение за порядком на бивуаках и кантонир-квартирах, отвод раненых во время сражений на перевязочные пункты, поимку мародеров и т. п.». После войны жандармские части осели в столицах, губернских городах и портах. К ним обращались, когда надо было собрать недоимки, поймать разбойников, подавить неповинующихся.

«Это же готовая служба, — был убежден Бенкендорф. — В Третье отделение, к руководителю высшей полиции, могли бы стекаться сведения от жандармов, рассеянных во всех городах России и во всех частях войск».

Николаю I, военному до мозга костей, идея Бенкендорфа показалась сугубо симпатичной. Двойная суть жандармов — и военные, и полицейские, а в сыскной службе — офицеры, а не гражданские чиновники — вот что грело душу императора.

Боевой генерал с охранительными способностями — любимец Николая

Теплым вечером первого дня июля 1826 года принял император графа Бенкендорфа. Долго и сердечно говорили об устройстве политического сыска в России.

 — Ну что же, граф, придется вам возглавить это дело, — подвел итог Николай.

Бенкендорф как человек военный попросил у царя инструкцию. По преданию, государь протянул ему белоснежный платок и молвил доверительно:

 — Вот тебе инструкция. Чем больше утрешь слез этим платком, тем лучше.

От Николая можно было ждать такого неожиданного напутствия, ибо видел он себя отцом огромного российского патриархального семейства, которому все поверяют свои заботы, несут свои жалобы. А разбираться в них — это будущая доля чиновников Третьего отделения и жандармских офицеров.

Напутствие царя Бенкендорф превратил в строки о высоком предназначении жандарма: «В вас всякий увидит чиновника, который через мое посредство может довести глас страждущего человечества до престола царского и беззащитного и безгласного гражданина немедленно поставить под высочайшую защиту государя императора». В этих строках были и мораль, и право.

Не обошел Александр Христофорович и себя, когда писал об устройстве «высшей полиции»: «Для того чтобы полиция была хороша и обнимала все пункты империи, необходимо, чтобы она подчинялась строгой централизации, чтобы ее боялись и уважали и чтобы уважение это было внушено нравственными качествами ее главного начальника». Николай I и не сомневался в нравственных качествах Бенкендорфа, когда 26 июля 1826 года подписывал указ о назначении его главой Третьего отделения и когда месяцем раньше утверждал его шефом жандармов и начальником своей охраны.

Ко времени назначения на столь ответственные посты 43-летний генерал Бенкендорф выглядел моложаво и строго. Рельефный раздвоенный подбородок, тонкие волнистые губы, глубоко посаженные глаза, прямой, как расчерченный треугольник, нос и высокий лоб, венчанный редким хохолком, являли собой «на первый взгляд» типичный лик немецкого аристократа. Но ум и суровая прямота на грани прямолинейности, которые источало его лицо, находились в совершеннейшей дисгармонии со взглядом — добрым, рассеянным и даже апатичным. Казалось, будто две стихии, умственная и чувственная, не совсем мирно уживались в натуре его, и нужен был лишь какой-то момент, когда одна победит другую. Но какой? Только в конце жизни он все-таки наступил.