Политическое Цунами

По оценке Бжезинского, Буш-старший, ни много ни мало, совершил «первородный грех»: «… не доведенный Бушем до конца успех в Ираке стал первородным грехом его наследия – незавершенная, вызывающая все большее недовольство и наносящая ущерб ей самой, роль Америки на Ближнкем Востоке… Оба незавершенных дела – израильско-арабский конфликт и прекращение огня в Ираке – стали постоянной заботой преемников Буша». Мало того, арабы (с которыми в ходе операции против Хусейна были выстроены союзнические отношения) «все более расценивали роль Америки в регионе не как оздоравливающее влияние, а как возвращение в колониальное прошлое»[50].

С приходом к власти второго «глобального лидера» – Билла Клинтона – идею «нового мирового порядка» сменила идея глобализации, несущей благо и открывающей широкую перспективу для всех без исключения. Однако, как указывает Бжезинский, эта оптимистическая идея «споткнулась» на том, что мир после окончания «холодной войны» вовсе не стал благополучным. На период клинтоновского президентства пришлись эскалация насилия в Сомали, катастрофические события в Руанде с многомиллионными жертвами, этнические войны на Балканах, гражданская война в Шри-Ланке.

Ближний Восток в течение двух президентств Клинтона «оставался кровоточащей раной с незначительными улучшениями и серьезными откатами в израильско-палестинском мирном процессе»[51]. Бжезинский считает, что Клинтон дважды – в начале первого срока и незадолго до ухода из Белого дома – имел возможность продвинуть вперед израильско-палестинское урегулирование, но в этом не преуспел. А промежуточные годы и вовсе «прошли впустую – политика США постепенно переходила от нейтрального признания необходимости справедливого урегулирования ко все более односторонней произраильской линии»[52].

Между тем свою лепту в нарастание напряженности на Ближнем Востоке вносил Ирак. Непрерывно подогревалась иранская проблема. Кроме того, усиливался антиамериканизм, одним из проявлений которого стал антиамериканский терроризм, укреплявшийся по мере повышения политической температуры в регионе.

Все эти вызовы, констатирует Бжезинский, «требовали значительно большего, чем просто веры в исторический динамизм глобализации»[53].

В итоге «Клинтон оставил израильско-палестинские отношения в худшем состоянии, а положение на Ближнем Востоке более неустойчивым, чем оно было, когда он стал президентом»[54].

Но наиболее катастрофические ошибки совершил третий «глобальный лидер» – Дж. Буш-младший (ему посвящена глава «Катастрофа лидерства»). При нем оказалась востребована доктрина, которую Бжезинский называет «манихейской»[55]. Данная доктрина сформировалась задолго до 11 сентября 2001 года под воздействием группы консерваторов, чей стратегический взгляд «совпал с мнением израильской партии "Ликуд" и пользовался значительной поддержкой среди христианских фундаменталистов Америки»[56]. Этот стратегический взгляд заключался в убеждении, что вызов, исходивший ранее от СССР и коммунизма, ныне исходит от арабских государств и воинствующего ислама. Доктрина вполне могла бы остаться невостребованной, не случись 11 сентября. Но это катастрофическое событие «придало ей видимость актуальности»[57].

Чтобы доктрина казалась более респектабельной, ее творцы подчеркивали идейную преемственность по отношению к двум знаменитым работам. Тезис Френсиса Фукуямы из работы «Конец истории» о неизбежности демократии послужил «мощным обоснованием для тех, кто настаивал на том, чтобы Америка всеми доступными ей средствами выступала за продвижение демократии в качестве центрального направления политики США на Ближнем Востоке»[58].