Политическое воспитание

— Что касается работы, если он ее искал, то, конечно, нашел. Жан — парень умный и серьезный, немного, правда, замкнутый и скрытный; но в его возрасте можно уже наняться на работу. Если он не пишет, значит, у него есть на то основания. Наверное, он предпочитает не привлекать к себе внимания. Ты ведь знаешь, что письма часто вскрывают.

— У него на дальней ферме был дядя, брат Эжена. Ты уверена, что он не отправился к нему?

— Ты имеешь в виду Люсьена? У него ферма в Эмоне. Я спрашивала. Он тоже ничего не знает.

— Тебе не кажется странным, что он исчез вот так, ничего не сказав?

— Я надеюсь только, что он не наделал глупостей, — задумчиво ответила тетя Анриетта.

С этого момента Шарль стал искать способы найти Жана. Прежде всего он мог бы объехать фермы вокруг Ла-Виль-Элу и даже заехать в городок, чтобы расспросить его жителей, но мысль очутиться так близко от своего дома, увидеть всех этих людей, которых он хорошо знал и которые будут смотреть на него как на сироту, жалеть его, а может быть, отвернутся от него, как от зачумленного, была ему невыносима. Нет, он вернется к себе домой только тогда, когда оттуда уйдут немцы, вернется открыто и гордо. А пока, что бы там ни говорила тетя Анриетта, он решил съездить в Эмон. На это понадобился целый день, так как Шарль плохо знал дорогу. Ему казалось, что он попал в другой край, более веселый, более открытый и к тому же более населенный. И более ровный, заметил Шарль, преодолев быстрее, чем рассчитывал, тридцать километров, отделявшие Сен-Л. от Эмона. Жатва была в разгаре. В полях мужчины двигались без суеты, размеренно взмахивая серпами, как люди, знающие, что спешить некуда. Женщины, идя следом за ними, вязали снопы. Посреди жнивья неподвижно стояли большие телеги. Ветер умерял солнечный жар, а быстро скользящие по небу облака отбрасывали на поля широкие полосы тени. Здесь чувствовалось близкое дыхание моря.

На ферме Шарль застал только сгорбленную около очага старуху, от которой он не смог добиться ничего, кроме жеста, означавшего, что все в поле. Ему понадобилось не меньше часа, чтобы узнать от одного из фермеров, где работает Люсьен. Это было непросто — идти по краю поля, где работали жнецы, дожидаться, пока они пройдут свой ряд (Шарль не хотел мешать им), и спрашивать каждого по очереди, который из них Люсьен. Наконец он обратился к одному их тех, кто жал на краю поля в нескольких шагах от него.

— Люсьен — это вон тот парень в клетчатой рубахе.

Приблизившись, Шарль узнал его, потому что тот иногда приходил в Ла-Виль-Элу повидаться с братом. А узнал ли его Люсьен?

— Я Шарль из Ла-Виль-Элу, — сказал он, протягивая руку.

— Я так и подумал, месье Шарль, — ответил парень, задумчиво покачивая головой. И без улыбки пожал протянутую руку.

— Я пришел, чтобы повидать вас. Мне надо с вами поговорить.

Люсьен сказал остальным, чтобы работали без него, вскинул серп на плечо и пошел вперед. Выйдя на тропинку, которая шла вдоль поля, он положил серп и начал скручивать цигарку. Он устроился в тени и, растянувшись на траве, предложил Шарлю последовать его примеру. Тот наконец решился нарушить молчание.

— Вы что-нибудь знаете об Эжене и Виктуар?

Люсьен выпустил клуб дыма. У него были густые светлые усы и очень красные щеки, какие бывают у тех, кто пьет много сидра, да и водкой не пренебрегает.

— В первый месяц после ареста была открытка, и с тех пор больше ничего.

— Как и от моих родителей, — сказал Шарль.

Люсьен посмотрел на Шарля, и тому показалось, что он что-то хочет ему сказать. Но он промолчал.

— Вы думаете, они все еще в Германии? — Шарль не осмелился сказать «живы».

— Кто, ваши родители? — Шарлю показалось, что голос звучит грубо.

— Нет, я говорю об Эжене. — Не Люсьену, а ему надо было думать о своих родителях, знать, что надо о них думать.

Люсьен слегка приподнялся, опершись на локоть, как будто для того, чтобы слова звучали убедительнее.

— По-моему, — сказал он, и Шарль почувствовал, что он взвешивает слова, — мой брат, — и тут Шарль снова почувствовал, что, говоря «мой брат», а не Эжен, Люсьен подчеркивает свою непосредственную семейную связь с тем, о ком говорит, и от этого его слова становятся особенно значительными, — немцы, может быть, его уже ликвидировали.